Перун

Перун
церк.-слав. Пероунъ
Утверждение мирного договора Руси с греками в 907 году; присяга мужей князя Олега оружием и богом Перуном. Миниатюра из Радзивилловской летописи, конец XV века. Изображения Перуна в данной летописи не являются аутеничными
Славянский бог грозы
Мифология	славянская
Часть	славянское язычество
Тип	божество
Толкование имени	«гром, молния»
Пол	мужской
Связанные персонажи	Прове и, возможно, Поренут (полабы)
Культовый центр	Киев, Новгород
Оружие	по данным этнографии, громовое оружие: дубина, жернова, ружьё, стрелы, топоры
Растение	дуб
Происхождение	от праиндоевропейского бога-громовержца
Первое упоминание	«История войн» Прокопия Кесарийского середины VI века (анонимно), договор руси с греками 907/944 года
В иных культурах	Перкунас, Тор, Индра, Таранис, Тархунт, Юпитер, Зевс
Медиафайлы на Викискладе

Перу́н (церк.-слав. Пероунъ) — верховный восточнославянский бог грозы, а также бог войны, покровительствующий воинам и князю, и бог плодородия, насылающий дождь на поля. Перун занимал верховное положение среди других богов уже в середине VI века и, возможно, был верховным божеством и у южных славян. У западных славян верховным богом не был, и, согласно ряду современных исследователей, Перун известен как Прове (Порен). Имя другого западнославянского бога — Поренута, может быть иной версией имени Перуна либо патронимом. Дуб являлся сакральным деревом громовержца, воспринимавшемся как его жилище.

Перун сохранился в фольклоре, особенно среди белорусов, как злой дух, вооруженный громовым оружием и преследующий змея или чертей, прячущихся в различных местах. Схожим образом в народном христианстве описывается пророк Илья, из-за чего была предложена версия, что культ Перуна был со временем перенесён на Илью. Несмотря на схожесть между ними, полное сближение Ильи с Перуном ложно, поскольку представление об Илье как о громовержце было получено из греческого, христианского фольклора. Остаткам брошенного Перуном оружия, под которыми славяне понимали различные находимые ими необычные по форме камни, приписывались магические свойства. Были проведены несколько мифологических реконструкций. Одна из них создана религиоведом П. Лажуа, который, опираясь на балто-славянские легенды, считает, что существовал балто-славянский миф и элемент утраченного эпоса об охотнике, убивший чёрта, которого не смог убить бог гроз. За это бог даёт ему своё оружие, поражающие молниями, но в итоге из-за нечестивого поступка охотника громовержец отбирает у него своё оружие. Другая реконструкция, подвергшаяся научной критике и не получившая полного признания, славянская версия теории основного мифа, представляет Перуна враждующим с другим богом — Велесом. После сражения между богами за скот или жену громовержца Перун поражает Велеса молнией, и на землю льётся дождь. Другая реконструкция, созданная историком Л. С. Клейном, представляющего Перуна как умирающего и воскресающего бога, также была раскритикована.

Перун появляется во многих письменных источниках, в частности, в «Повести временных лет», упоминающей, что русь клялась Перуном в договорах с греками и что за нарушение этой клятвы преступившие её должны быть прокляты, и им пришлось бы расплачиваться смертью от собственного оружия и рабством в загробной жизни. Позже летопись повествует, что князь Владимир Святославич установил капище Перуна в Новгороде и в Киеве как главе над другими богами. Киевский идол описывался как имеющий серебряную голову с золотыми усами и безбородый. Возможно, такое описания ориентировано на библейский образец. Это возведение идолов было определенно историками к языческая реформа, но восприятие этого известия носит дискуссионный характер. После крещения Перун был свергнут и сброшен в Днепр. Данные новгородских летописей о свержении идола Перуна в Новгороде основаны на «Повести временных лет» и их сложно рассматривать как имеющие историческую основу.

Идеи связи Перуна с четвергом, представленным в качестве его дня, с Перынью как его предполагаемым святилищем и с южнославянским обрядом пеперуды, а также теория норманнского происхождения Перуна от Тора подверглись научной критике.

Имя

В летописях теоним записан церк.-слав. Пероунъ. В др.-рус. Перунъ. Ст.-русск. Перунъ, Перен, рус. Перу́н, Перюн; книжные: укр. Пе́ру́нъ, ст.-болг. Поревн, Пороун, болг. Перу́нъ, Пярун, сербохорв. Perun, чеш. Perun, ст.-словацк. Parom и диалектное словацк. Perun, «бог грома у древних славян». Само слово распространено преимущественно в русских источниках и менее всего в южнославянских в качестве ономастики, но в целом его ареал является общеславянским, что свидетельствует о праславянском происхождении.

Распространение слова «перун» в славянских языках

Восточнославянские
Русский	ст.-русск. перунъ, «молния, гром; стрела, разящее врагов и грешников оружие», рус. перу́н, «гром, молния», диалектные: рус. перу́н, «гром, силь­ный гром, громовой раскат, сильная гроза» (западно-брянское, новгородское, новосибирское, иркутское), «молния, вихрь» (смоленское), перу́н, «сильный кашель» (псковское, смоленское), пирун, «болезнь» (тверская губерния)
Украинский	ст.-укр. перунъ, «гром», устаревшее укр. пе́ру́н, пером «гром, молния», диалектные: укр. пе́рун, пе́рум, пе́рiм, «гром с молнией», перон, перін(ь), пе́рону, пе́рум, пе́рім, пе́рому, «гром»
Белорусский	ст.-белор. перунъ, «оглушительный удар грома», устаревшие: белор. перу́нъ, «громовой удар», белор. пяру́н, «удар грома», диалектные: белор. пяру́н, «гром, удар грома, чёрт, нечистая сила», белор. перун, «чёрт, нечистая сила», белор. пе́рань, «гром»
Западнославянские
Польский	польск. piorun, pierun, pieron, «гром, молния», диалектные: польск. pierun, perǫn ščel’íṷ, piorun, pieron, pierunki, pjeron, pjerona. Ṕerůn, -růna только в проклятии ṕerůny val’ić, «крепко проклинать»
Чешский	чеш. parom, «чёрт», диалектные: чеш. parom, «гром, чёрт», pjerun, pěrun «гром»
Словацкий	ст.-словацк. perom, parom, «гром, стрела», словацк. parom, «чёрт, бес, дьявол», диалектные: словацк. parom, «чёрт, бес». Зап.-словацк. parom, paron и вост.-словацк. perun, perún, peruň, peron, pjorun «молния, гром»
Словинский	p’orun, pórën, «молния, удар грома», par’ón, «злой дух»
Лужицкий	луж. pierun, «чёрт возьми, тьфу, пропасть»
Кашубский	кашуб. p’orun, p’orën, «молния; камень, оставшийся после молнии», parón, «злой дух», p’iorën
Полабский	полаб. perĕn, perün, «гром, молния»

Западнославянская форма слова parón, которая фонетически трудно выводима из perun, может быть табуированием либо контаминацией с возможным кельтским заимствованием tarón, восходящим к праиндоевропейскому *tṛh₂on-, «гром, бог-громовержец». Так, в кашуб. taron, «злой дух, дьявол». Другим объяснением может быть то, что parón является вариантом словацк. pahrom, где префикс pa обозначает «похожий, подобный, ненастоящий», как в рус. пасынок, и корнем hrom, «гром», что даёт значение «подобный грому». Само слово «перун» часто используется в фразеологизмах, как в словацком: «в крапиву перун не бьёт» в значении того, что не привлекающий внимания человек может быть спокоен или может использоваться в различных проклятиях по типу: «чтобы тебя перун убил!». От русских слово было заимствованно в фин. piru, peruni, «чёрт» и может использоваться по отношению к хийси.

Ономастика

Топонимы: Перунь, Пируны (новгородская губерния), Перунина пустыня, Перуново (тверская губерния), Перунов (район Полоцка), Перунов (могилёвская губерния), Perunova hora (жолкевской район), польск. Piorunka (две реки и деревня), Pierunowy dzial на левом берегу Попрада, Piorunow, Piorunowy most, Pioruftce, Piorunówek, сербохорв. Перун в Боснии, словен. Perunja Ves, Perunji Vrh в Каринтии, хорв. Пирун как дримоним, как оронимы: словацк. Perúnov hrb, сербохорв. Перун, болг. Перин, Перен, Перин, как ойконимы: полаб. Реrоnе; Pronstorf в округе Зегеберг, Рrоhn, Pirna, болг. Перин, макед. Перин, серб. Пирин. Агионим рус. Перун. Антропонимы: старопольск. Piorun (1391 г.), Pierun, Piorunek (1432 г.), Pierun (1443 г.), Piorunk, Pierończyk (1774 г.), Perończyk, ст.-болг. Перȣнъ, Перȣна, Перȣнка, Перȣнко XVI века, болг. Перу́н, Парун (муж.) и Перуна, Паруна, Перуника (жен.), ст.-чеш. Perun (1450 г.), ст-рус. Самошка Перунов (1648 г.), белор. Пярун, Перуноу, Перуноуски, словинск. Perìn, Parón.

По словам лингвиста М. Фасмера, антропонимы могли не происходить от теонима и первоначально значить «тот, кто бьёт», но сама такая этимология слова оспаривается. Женский антропоним Перуника скорее происходит от названия растения перуни́ка.

Этимология

Общеславянское слово «перун» обозначает гром и молнию. Картина Максима Воробьёва «Дуб, раздробленный молнией», 1842. Третьяковская галерея

Возник вопрос о первичном значении слова. Историк А. Гейштор считал, что первичен теоним, но, исходя из языкового материала, лингвистами сделан вывод, что первичен апеллятив *реrunъ с исходным значением «гром, молния», что делает теоним вторичным образованием.

Перун является одним из индоевропейских божеств грома: хеттский Тархунт, индийский Индра, кельтский Таранис, балтский Перкунас, римский Юпитер, греческий Зевс, германский Тор. Научная литература упоминает бога войны Паруна, присутствующего в Нуристане, но в действительности существование такого бога является ошибкой, случайно созданной лингвистом Р. О. Якобсоном. Для теонима Перун современной лингвистикой предложены несколько праиндоевропейских корней: *per(g)-, «бить», *perk^w-, «дуб» и *per(u)-, «скала». Существует объяснение, объединяющее все эти корни как происходящие от *per(g)-, давшее последующие корни для обозначения статических возвышенных мест, куда бьёт молния, что позволило приписать им характер иерофании. На такие представления о связи молнии и скалы могло воздействовать индоевропейское понимание неба как каменного свода. Так, авест. asman-, «скала, небо» родственно славянскому слову, обозначающему камень. Альтернативным объяснением связи корней может быть их сближение через квазиомонимию.

Этимология от *per(g)-, «бить»

Многие учёные приняли этимологию теонима как праславянское образование от глагольной основы *perti, *рьrǫ, «ударить» и суффикса -unъ, дающего характеристику одушевлённого действующего лица, что в итоге даёт значение теонима «тот, кто бьёт, ударяет, поражает». Такая этимология не объясняет, почему в индоевропейских религиях слишком много божеств, чьи имена и функции соответствуют Перуну. Если бы этимология Перуна была бы местным славянским образованием, то возможны два варианта объяснения: либо все теонимы возникли независимо друг от друга путем случайной проприализации от индоевропейского апеллятивного корня *per(g)- либо все они являются славянским заимствованием. Оба варианта крайне маловероятны. По мимо этого такая этимология не учитывает, что теоним является вторичным образованием по отношению к аппелятиву. И как вследствие такая этимология должна быть исключена. Альтернативная версия предложена лингвистом М. Лучиньски, который выводит теоним напрямую из праиндоевропейской формы *per(ō/ǝ)unos образованной от корня *per(g)-, «бить» с изначальной буквальной семантикой «то, что бьёт», дальше «молния, гром» и уже позже «тот, кто бьёт». Согласно лингвисту В. Блажеку, форма теонима Перун появилась в результате контаминации его изначального теонима *Perkunъ с праславянским *pьrvjьnjь, «первый» из-за его верховного положения среди богов. Таким образом, теонимы Перуна и Перкунаса, который, по мнению Блажека, не имеет отношения к корню, обозначающему дуб, происходят в результате сложения корней *per(g)-, «бить» и *kun^o, «камень», что даёт значение «бьющий клин/камень» → «гром, молния, бог грома». От *per(g)- происходит теоним индийского бога Парджаньи, но его имя является независимым от Перуна образованием, восходя к праиндоевропейскому *perg^wenyo-, «дождь, дождевое облако».

Этимология от *per(u)-, «скала»

Археолог Д. П. Мэлари и лингвист Д. К. Адамс считают, что теоним Перуна имеет происхождение от корня *per(u)-, «скала», реконструируя имя божества в праиндоевропейском как *per-uh₁n-os, «тот, у кого громовой камень». Лингвисты С. Л. Николаев и А. Б. Страхов реконструировали праиндоевропейское слово, обозначающее гору, как *perṷṇt, *perṷṇ(V)-, и считают, что возведение теонима Перун к нему затруднительно из-за вокализма, но возможно, что в дальнейшем произошло сближение, возникшее под влиянием народной этимологии из-за наличия случайного звукового сходства.

С Перуном связывают теоним хеттской богини Пирунаш, чьё имя с хетт. peruna- (perunaš) переводится как «скала». Она не является божеством грозы, но выступает как спутница царя богов и небес Кумарби, что косвенно указывает на связь скал с главным божеством, таким как Перун. От корня *per(u)- также происходит теоним индийской богини Парвати, а именно от санскр. parvata-, «гора, скалистый», но в то же время, она поздно была зафиксирована как божество. Сближение Перуна с хеттским теонимом Пирва сомнительно из-за неопределённости этого божества.

Этимология от *perk^w-, «дуб»

С именем Перуна сопоставили имя балтского бога грозы, известного под именами Перкунас, Парконс и Паркун, чей теоним, который напрямую означает «гром», происходит от праиндоевропейского корня *perkʷ-, «дуб». Аналогично теоним скандинавской богини и матери громовержца Тора — Фьёргюн, чьё имя родственно готск. fairguni, «гора, горный хребет», происходит от *perk^wuni-, «лесистые горы» и дальше от perkʷ-, «дуб». Не смотря на схожесть, сближение Перкунаса с Перуном ложно из-за того, что теоним Перун происходит от корня, не имеющего фонему *-k-, а также несоответствие балтского *-ū- и славянского *-u- в этих корнях. В то же время полное разделение теонимов может быть нецелесообразным, и, возможно, корневое различие между ними произошло в праиндоевропейской эпохе. Соответствие *-ū- и славянского *-u- можно объяснить через апофонические варианты теонима в литовском, восходящего к восточно-балтскому *perkaunas, который идеально соответствует славянскому *Perunъ за исключением *-k-. Для решения лингвистической проблемы славист А. Брюкнер предложил объединяющую этимологию, где теоним Перун изначально был однокоренным с теонимом Перкунас, но под влиянием народной-этимологии изменился из-за праславянского рьrǫ, «бить» и что изначально имя божества выглядело как *Perkyn. Обратный процесс перехода Перуна в Перкунаса невозможен. Такая этимология, согласно историку Г. Ловмянскому, «неудовлетворительна». Этимология филолога В. Й. Мансикки, рассматривающего теоним как заимствование из готск. fairguni, «гора» неубедительна.

Балканская этимология

Лингвист Г. Гюнтерт обратил внимание, что праславянское *реrunъ, происходя от раннего праславянского *peraunos, могло быть рифмованным заимствованием от греч. κεραυνός, «молния, гром». По мнению ЭССЯ, эта этимология является наиболее убедительной, и, таким образом, поздний праславянский диалектный апеллятив *реrunъ, восходя к раннему праславянскому *peraunas, является фонетически адаптированным заимствованием из палеобалканских, древних балкано-карпатских языков и дальше от праиндоевропейского *k^ṷeraunos ~*k^ṷerǝunos, образованного от корня *k^wer-, «рог» с суффиксом -ǝunos. В то же время такая этимология, по замечанию Ловмянского, вызывает сомнения и отрицается Фасмером по фонетическим причинам. Лингвистов удивил переход *k в *p. Для решения проблемы Якобсоном было предложено, что изначально в анлауте греческого слова стояла *p-, то есть περαυνός которая перешла в k- в результате табуирования основного имени бога, запрещённое для произношения. Поэтому предписывалось заменять его произвольной зву­коподражательной или даже словообразовательной формой. Аналогично на этом настаивают Николаев и Страхов, считающие что переход произошёл под влиянием греч. κεραΐζω, «бить, сокрушать» и реконструируют теоним в праиндоевропейском как *perǝṷnos, *perō(ṷ)nos. Этимология лингвиста Р. С. Бекеса такую табуизацию не упоминает и напрямую возводит слово от праиндоевропейского *kerh₂-, «бить, разрушать, голова, рог».

Прочие этимологии и интерпретации

Лингвист С. Палига выводит славянское *Perunъ из *Pъrunъ, которое должно быть заимствовано из гипотетического фракийск. *pur-, присутствующего в греч. πῦρ, «огонь». С точки зрения семантики этимология является подходящей, так как огонь является естественным атрибутом бога грома и молнии, но в то же время является фонетически гипотетичной. Лингвист C. Урбанчик предлагал выводить *perunъ из праславянского *perą, польск. piorę, «бить, стирать», что не удовлетворило лингвиста С. Роспонда, который предлагал иную словообра­зовательную модель *per-run-, где *run- однокоренное с др.-греч. δρνυμι, «приводить в движение», όρούω, «устремляться».

Лингвист Х. Педерсен считал теоним Пе­рун заимствованием из иллирийского на основании алб. perëndí, «бог, небо, король», в котором второй компонент является однокоренным с алб. dite, «день». Лингвист Вл. Георгиев полагал, что албанский теоним заимствован напрямую из фракийского композита *реrauno-/*реrouno- + *din, «Зевс». ЭССЯ отверг данную этимологию, как и Николаев со Страховым, возводящие саму этимологию слова к алб. perëndím, «запад, закат» и perëndoj, «заходить (о солнце)». Якобсон обратил внимание на пушту Pērūne‎, «плеяды», но в действительности нет никакой связи между Перуном и этим названием созвездия, происходящим от праиндоевропейского корня *pelu-/*pleu-, «много».

Исторические источники

Греческие

Византиец Прокопий Кесарийский, будучи секретарём и юридическим советником Велизария, получал информацию о событиях его времени из первых рук, что позволило ему в середине VI века написать монументальный труд «История войн», где в седьмой книге, также известной как третья книга «Войн с готами», он записал следующее:

Они (склавины и анты) считают, что один только бог, творец молнии, является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды. Судьбы они не знают и вообще не признают, что она по отношению к людям имеет какую-либо силу, и когда им вот-вот грозит смерть, охваченным ли болезнью, или на войне попавшим в опасное положение, то они дают обещание, если спасутся, тотчас же принести богу жертву за свою душу; избегнув смерти, они приносят в жертву то, что обещали, и думают, что спасение ими куплено ценой этой жертвы. Они почитают реки, и нимф, и всякие другие божества, приносят жертвы всем им и при помощи этих жертв производят и гадания.

По мнению большинства исследователей, под творцом молний скрывается Перун. Сообщение относят к южным славянам, в связи с чем делается вывод, что Перун был их верховным богом. Текст также может быть отнесён к праславянам. По мнению историка Г. Ловмянского, Прокопий подчеркнул это сообщение не у южных славян, а у придунайских славянских воинов восточнославянского происхождения, находящихся на службе у императора. Данный отрывок использовали для доказательства монотеизма у славян, но лингвистический анализ текста показал, что речь у Прокопия идёт всё же об одном, хотя и главном из богов, и политеизм у славян является доказанным явлением.

После завершения между 948 и 952 годами трактата «Об управлении империей» Константина Багрянородного была добавлена неизвестным автором 30 глава, которая может отражать хорватскую историческую традицию, передававшуюся, по крайней мере, на определенном этапе, изустно. Фрагмент:

В течение нескольких лет хорваты, находящиеся в Далмации, подчинялись франкам, как и прежде, когда они жили в собственной стране. Но франки были настолько жестоки к ним, что, убивая грудных детей хорватов, бросали их собакам. Не в силах вынести этого от франков, хорваты восстали против них, перебив архонтов, которых те им поставили. Поэтому против них из Франгии выступило большое войско. Семь лет длилась их борьба друг с другом, и наконец с трудом одолели хорваты. Они перебили всех франков и убили их архонта по имени Коцилин. С того времени, оставаясь самовластными и независимыми, они попросили Рим о святом крещении. И были посланы епископы, которые крестили их при Порине, архонте хорватов.

Текст не соответствует историческим реалиям эпохи франкского господства над Далмацией. Ни более ранние, не более поздние источники не упоминают таких подробностей и архонта Порина. Глава 31 упоминает другого хорватского архонта — Поргу, при котором произошло крещение хорватов священниками из Рима по инициативе императора Ираклия. В этой связи в историографии утвердилось доминирующее мнение, что под искажёнными именами Порин и Порга скрывается князь Борна. Несмотря на ряд аргументов в пользу этого отождествления, существует также ряд исторических несоответствий такому мнению. Между тем 30 глава обнаруживает сходство с таким литературным жанром как «origo gentis», что может указывать на мифологизированную историю. Историк А. Милошевич выдвинул иную интерпретацию Порина, который в действительности был богом Перуном. Проведя исторический анализ вопроса, историк Д. Е. Алимов заключает: «Итак, гипотеза А. Милошевича, согласно которой под именем Порина скрывается славянское божество Перун, превратившееся в хорватской этногенетической традиции в своего рода небесного правителя хорватов, как кажется, не только хорошо вписывается в характерное для Венской школы антропологическое прочтение легенд жанра „origo gentis“, но и не встречает серьезных препятствий в наличном историческом материале».

Неопределённого происхождения

Впервые имя Перуна упоминается в легенде византийской рукописи VII века «Жития святого Дмитрия Солунского» где славянский вождь Хацон спрашивает у оракула, каков будет исход битвы, получив ответ от бога Пюрина (Πυρήνος) что тот завоюет город. Славист А. Брюкнер скептически отнёсся к данному источнику, поскольку сам оригинал данной греческой рукописи с этой легендой неизвестен. Сомнительным считает данный источник и религиовед О. В. Кутарев, но замечает, что полный корпус текстов Жития на момент 2023 года ещё не собран и не опубликован.

В «Рассказе Палладия о рахманах» в первой редакции славянского перевода Александриды, который был вставлен в славянский перевод Хроники Иоанна Малалы X века, говорится следующее:

Радуйся, учитель рахманов, сын божий, Поруна великого, царь Александр, который всем людям владыка, зовёт есть тебя.

Сам Александр называл себя сыном Зевса, и в греческом оригинале стоит именно он на месте Поруна, под которым, вероятно, имеется в виду Перун. Таким образом, текст показывает, что Зевс и Перун были эквивалентными божествами, что относит Перуна к индоевропейским божествам грома. Перевод является южнославянским, выполненным в IX—X веке, и позже его фрагмент был вставлен в Хронику. Замена Перуна на Зевса могла быть как болгарской, так и древнерусской глоссой, но, согласно историку М. А. Оболенскому, в виду того, что глоссы, упоминающие Сварога и Дажьбога в Хронике, являются болгарскими, то и упоминание там же Перуна тоже относит глоссу к болгарскому происхождению. Отдельно историк А. Гейштор датирует перевод Александриды XIII веком, выполненный древнерусским переводчиком, и даёт запись теонима как Порум вместо Порун.

Древнерусские источники

«Повесть временных лет»

«Повесть временных лет» начала XII века, чей самый ранний список обнаружен в составе Лаврентьевской летописи 1377 года, содержит переводы договоров русов с греками. Согласно Повести, войско князя Олега одержало победу под стенами Константинополя, и в связи с этим был заключён мирный договор с византийскими царями, помещённый в текст под 907 годом. Фрагмент:

Итак, царь Леон и Александр заключили мир с Олегом, обязались уплачивать дань и ходили ко взаимной присяге: сами це­ловали крест, а Олега с мужами его води­ли к клятве по закону русскому, и клялись те своим оружием и Перуном, их богом, и Волосом, богом скота, и утвердили мир.

Историк А. А. Шахматов критически отнёсся к идеи существования данного договора. Он считал, что договор 907 года не существовал, а был вставлен летописцем на основе информации из договора, помещённого под 912 годом, который действительно имел место. С этой идеей согласился филолог В. Й. Мансикка, добавив, что имя Перуна взято летописцем из договора 945 года.

Присяга Игоря и его мужей-язычников на холме перед фигурой Перуна, христиан — у церкви святого Илии. Миниатюра из Радзивилловской летописи, конец XV века. По мнению религиоведа П. Лажуа Перун держит связку молний

Второй раз Перун упоминается в договоре, заключённым князем Игорем в Константинополе и размещённым в Повести под 945 годом, где одновременно упоминается христианский Бог и Перун. Сам договор датируется 944 годом. Фрагмент:

Великий князь наш Игорь, и бояре его, и люди все русские послали нас к Роману, Константину и Стефану, к великим царям греческим, заключить союз любви с самими царями, со всем боярством и со всеми людьми греческими на все годы, пока сияет солнце и весь мир стоит. А кто с русской стороны замыслит разрушить эту любовь, то пусть те из них, которые приняли крещение, получат возмездие от Бога Вседержителя, осуждение на поги­бель в загробной жизни, а те из них, ко­торые не крещены, да не имеют помощи ни от Бога ни от Перуна, да не защитятся они собственными щитами, и да погибнут они от мечей своих, от стрел и от иного своего оружия, и да будут рабами во всю свою загробную жизнь. <…> А некрещёные русские слагают свои щиты и обнажённые мечи, обручи и иное ору­жие, чтобы поклясться, что всё, что напи­сано на хартии этой, будет соблюдаться Игорем, и всеми боярами, и всеми людь­ми Русской страны во все будущие годы и всегда. Если ли же кто-­нибудь из князей или из людей русских, христиан или нехристиан, нару­шит то, что написано в хартии этой, — да будет достоин умереть от своего оружия и да будет проклят от Бога и от Перуна за то, что нарушил свою клятву.

За этим текстом следует описание принесенной в Киеве прися­ги Игоря: после того, как послы киевского князя приводили к клятве византийского царя, к Игорю приехали греческие послы привести к клятве его и его мужей. Фрагмент:

На следующий день призвал Игорь послов и пришёл на холм, где стоял Перун; и сложили оружие своё, и щиты, и золото и присягали Игорь и люди его — сколько было язычников между рус­скими.

Исследователи обратили внимание, что согласно договору Перун уже находился на холме в Киеве при князе Игоре.

Под 971 годом помещён договор Святослава и его воеводы Свенельда с византийским императором Цимисхием в Доростоле, где снова упоминаются Перун и Волос наряду с христианским Богом. Фрагмент:

Как уже клялся я греческим царям, а со мною бояре и все русские, да соблюдем мы прежний дого­вор. Если же не соблюдем мы чего­ либо из сказанного раньше, пусть я и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от бога, в которого веруем, — в Перуна и в Волоса, бога скота, и да будем желты, как золото, и своим оружием посечены бу­дем.

Согласно филологам Вяч. Вс. Иванову и В. Н. Топорову факт того, что Перун присутствует без Волоса в договоре Игоря, где клялся он и его дружина, говорит о том, что в договоре 944 года Перун был только княжеским богом, и его именем клялась только дружина, в то время как Волос был богом всей Руси и им клялись славяне и, следовательно, договоры отражают дуализм между Перуном и Волосом. Такая идея противоборства между богами, находящимся в паре при клятве, согласно историку Л. С. Клейну, маловероятна. Ещё раньше филолог Е. В. Аничков также проинтерпретировал Перуна как бога только князей, а Волоса — всей Руси. Но историк Р. А. Рабинович указывает, что договор Игоря, где нет Волоса, ясно упоминает, что послы к грекам прибыли от Игоря, бояр и от всего народа Руси.

Княжение Владимира Святославича в Киеве; воздвигнутый по его повелению идол Перуна в окружении чертей. Изначально чертей не было, и они позже добавлены пером. Миниатюра из Радзивилловской летописи, конец XV века

Перун упоминается известием 980 года в связи с установкой князем Владимиром кумиров на киевском холме, где Перун занимал первое место, пока Владимир не принял христианство. Фрагмент:

И стал Владимир княжить в Киеве один и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, Хорса, Дажьбога, Стрибога, Симаргла и Мокошь. И приносили им жертвы, называя их богами, и приводили к ним своих сыновей и дочерей, а жертвы эти шли бесам, и оскверняли землю жертвоприношениями своими. И осквернилась кровью земля Русская и холм тот. <…> Владимир посадил Добрыню, своего дядю, в Новгороде. И придя в Новгород, Добры­ня поставил кумира над рекою Волховом, и приносили ему жертвы новгородцы как богу. <…> В год 6491 (983). Пошёл Владимир против ятвягов, и победил ятвягов, и взял их землю. И пошёл к Киеву, принося жертвы кумирам с людьми своими.

В историографии данное событие известно как языческая реформа или первая религиозная реформа Владимира. Одна из точек зрения, рассматривающая реформу, трактует её как переход в монотеизм: по мнению Мансикки, Шахматова и Ловмянского изначально в «Повести временных лет» упоминался только Перун, а позже были добавлены другие боги, чтобы выставить Владимира многобожником. Аничков разделял позицию Шахматова, хотя заметил, что «объективных данных для признания этой вставки не имеется». Историк М. А. Васильев указывал, что существование киевского пантеона зафиксировано параллельными источниками. Клейн отрицал реальность реформы, считая данное событие лишь восстановлением язычества: водружение кумиров состоялось сразу после убийства Ярополка, проявлявшего симпатии к христианству и проводившего прохристианскую политику, и вокняжением Владимира. В интерпретации Аничкова фраза «вне двора теремного» указывает на более ранее положение идола именно во дворе терема, что говорит о Перуне как о боге только князей, ставшим общинным лишь при реформе Владимира. Аничков рассматривает реформу как государственную попытку навязать Перуна как общегосударственного и верховного бога, объединяющего север и юг, а установка идола в Новгороде, по его мнению, говорит о том, что Перуна новгородцы не знали. Схожей точки зрения придерживался Васильев. С критикой позиции об отсутствии Перуна у новгородцев выступил Брюкнер, считавший, что распространённость слова «перун» и существование близкого к нему культа Перкунаса свидетельствует о том, что новгородцы знали этого бога, и идол Перуна, по гипотезе Брюкнера, уже стоял в Новгороде ещё при первых варяжских правителях IX века, а отправку Добрыни в Новгород он считал летописной конструкцией. С позицией того, что Перун был лишь второстепенным богом до реформы Владимира, не соглашался Клейн: поскольку свидетельство Прокопия явно говорит о Перуне как о верховном боге, нельзя признать его второстепенным богом для времени, предшествовавшего религиозной реформе Владимира. Перун занимал главное место в пантеоне и до Владимира.

Предлагалась версия, что облик Перуна с серебряной головой и золотыми усами отражает древнюю традицию изображения бога. Так, серебряная голова указывает на седовласость, а золотой ус сравнивается с золотой бородой Индры и рыжей бородой Тора, хотя сам идол был безбородым. По мнению филолога Г. А. Глинки, образ Перуна создан на основе облика князя Святослава. Историк В. Я. Петрухин скептически относится к этому изображению облика, который, по его мнению, основан на библейском образце описания идолов.

Первые редакции «Повести временных лет» — Лаврентьевская, Радзивилловская и Академическая не упоминают имени кумира, поставленного в Новгороде, но в Ипатьевской и в ряде других летописей уточняется, что это был Перун. Ловмянский соглашается с этим, считая, что единственным кандидатом на место этого идола мог быть только идол Перуна.

В прошлом обсуждался фрагмент текста о «приводе своих сыновей и дочерей», отражающий либо человеческие жертвоприношения, либо лишь указание на участие в обряде. Современные исследователи рассматривают текст, начиная с «И приносили» и заканчивая «и холм тот» и дальше по летописи, как переработку стихов псалма 105 (Пс. 105:35—44). Васильев всё же считает частые человеческие жертвоприношения богам киевского пантеона историческим фактом. По мнению историка П. В. Лукина, вопрос человеческих жертвоприношений, как и самой реформы, дискуссионен, и летописный текст о реформе Владимира является лишь переделкой Хроники Георгия Амартола, где упоминается создание шести кумиров божеств с ведущей позицией Бельфегора и одним женским персонажем — Астартой. Материалами идолов, согласно Хронике, являлись золото и серебро, и упоминается осквернённая земля. Лукин приходит к выводу, что рассказ о пантеоне Владимира и человеческих жертвоприношениях является летописной конструкцией, созданной в 1070-х годах, а сами имена божеств взяты из устной традиции, известной летописцу.

Сын варяга Фёдора, Иоанн по жребию должен был быть принесён в жертву богам киевского пантеона. Миниатюра из Радзивилловской летописи, конец XV века

Дальше летопись рассказывает, как старцы и бояре решили кинуть жребий, чтобы зарезать отрока или девицу в жертву богам. В Киеве жил христианин и варяг Фёдор, имевший сына Иоанна по тексту летописи, «прекрасного лицом и душою», на которого и пал жребий. К Фёдору пришли послы, сказав, что его сына избрали боги и нужно принести его в жертву. Фёдор отверг их как богов, указывая, что они сделаны из дерева. Посланцы рассказали обо всём людям, и те, взяв оружие, разнесли двор Фёдора и сказали ему, когда он стоял на сенях с сыном, чтобы тот отдал сына богам, но он говорит, что если они боги, то пусть сами пошлют одного из богов и возьмут сына. Тогда люди подсекли сени, и Фёдор и Иоанн погибли.

Появление рассказа о варягах в Повести является поздней вставкой, возникшей, вероятно, впервые в Начальном своде 1090-х годов. Сама запись в летописи была сделана на основе возможно существовавшего первоначального Сказания о варягах — ранней краткой синаксарной записи для памяти местночтимых святых, которое было написано специально с целью прославления первых русских мучеников. В летописном рассказе использовалась уже переработанная и дополненная некоторыми недостоверными деталями версия, но без имён варягов, которое были неизвестны составителю летописного рассказа. Среди ложных сведений — место смерти варягов. Существование человеческих жертвоприношений у славян зафиксировано различными источниками. Поэтому, как писали археологи И. П. Русанова и Б. А. Тимощук, «сведения о человеческих жертвоприношениях у восточных славян <…> вряд ли можно рассматривать как наветы и пропаганду против язычества» и что «в обычае человеческих жертвоприношений у славян нельзя видеть какой-то особой жестокости. Эти жертвы были обусловлены мировоззрением того времени и применялись для пользы и спасения общества». Человеческие жертвоприношения проводились при определённых обстоятельствах, и наиболее распространёнными являлись бескровные жертвы.

После того как Владимир крестил Русь в 988 году, он повелел повергнуть идолы: одни изрубить, а другие сжечь. На месте, где стояли идолы, он построил церковь святого Василия. Свержение Перуна описывается отдельно: Владимир приказал привязать идол к конскому хвосту, снести с холма по Боричеву спуску в «Ручай» под которым, возможно, имеется в виду Почайна, приток Днепра. По его указу двенадцать мужчин, бив его «жезлами» то есть палками, спустили идол в реку. Когда его волокли к Днепру, собравшийся народ плакал. Владимир приставил к идолу людей, сказав им: «Если пристанет где к берегу, отпихивайте его. А когда прой­дет пороги, тогда только оставьте его». Они же исполнили, что им было приказа­но, и Перун, преодолев пороги, плыл, пока ветер не выбросил его на отмель, с той поры называемую Перунья Рень (Отмель).

У исследователей возник вопрос: почему с остальными идолами расправились иначе, и только Перуна нужно было отправить в плавание? Археолог Б. А. Рыбаков предположит, что причина в особом уважении к этому богу как к главе пантеона. Археолог Д. А. Мачинский объясняет дело иначе: как бог воинов, Перун неуязвим для оружия, а как громовержец — несгораем, поэтому его предали чуждой для него стихии — воде, подведомственной его врагу Велесу, согласно теории основного мифа. Оба варианта признаны Клейном неубедительными. Такое описание конца Перуна и упрощённость ликвидации других идолов говорит, согласно Ловмянскому, о вставке, которую он увидел в упоминании о уничтожении других идолов богов, поскольку сам он интерпретировал реформу в монотеистическом ключе. Фольклорист А. Х. Краппе предложил, что летописное предание о низвержении кумиров и погружении Перуна в Днепр основывалось на ежегодном обряде купания его в реке, а это обряд вызывания дождя, известный у многих народов. Но обряд вызывания дождя, по замечанию Клейна, окказиональный, применяется не ежегодно, а по случаю. Низвержение Перуна также сравнивают с этнографическими обрядами похорон Костромы, Ярилы и т. п. персонажей, которых после терзания бросают в реку. Исходя из этого, обряд похорон был применён по отношении к Перуну Владимиром, чтобы облегчить христианизацию. Такие сравнения с этнографическими обрядами, по комментарию Васильева, «неприемлемы» и сам он замечает, что в связи с фактом привязанного, вероятно, тяжёлого идола Перуна именно к хвосту лошади иррационально, и поэтому описание низвержения отражает сакрально-магическое действие, чтобы выпроводить языческого бога за пределы Русской земли, днепровских порогов. Другие учёные, по обыкновению, связали описание падения бога как традиционное действие христианизаторов для поругания бесов и выявления бессилия Перуна, что и предлагали летописцы-христиане, но Васильев считает, что они, записав детали низвержения, не поняли описанного действия, традиционалистски сведя всё к поруганию бесов. Петрухин усматривает происхождение описания поругания идола в книжной традиции: Хроника Георгия Амартола, служившая основным источником Повести, содержит описание изгнания узурпатора Февралия из Рима, который был побит «жезлениками», изгнан и убит. История о Перуньей отмели признана рядом исследователей легендой, объясняющей происхождение топонима, которая возникла ещё до свержения Перуна.

В 1975 году в ходе раскопок на Старокиевской горе был найден фундамент сооружения. Рыбаков считал это сооружение местом расположения идолов киевского пантеона, утверждая, что в нём «чётко обозначены пять выступов разного размера: один большой — в середине, два меньших — по бокам и два совсем маленьких — около боковых выступов…». Но дальнейшие исследователи критически отнеслись к заявлению Рыбакова. Само капище археологами найдено не было, как и любые свидетельства человеческих жертвоприношений в Киеве.

Новгородская первая летопись и последующие дополнения

В «Повести временных лет» сведения о крещении новгородцев отсутствуют, однако их сохранила Новгородская первая летопись младшего извода. Согласно Шахматову, статьи до 1016 года этого источника отражают «Начальный свод» — летопись, предшествовавшая «Повести временных лет» и составленная в 1090-е годы. В Новгородской первой летописи под 989 годом сообщается:

И пришёл к Новгороду архиепископ Иоаким Корсунянин, и капища разрушил, и Перуна посёк и повелел тащить его в Волхов. Обвязав верёвками, влекли его по грязи, бив жезлом. И шёл пидьблянин рано на реку, собираясь везти в город горшки. В это время Перун приплыл к помосту, а пидьблянин оттолкнул его шестом, говоря: „Ты, Перунище, досыта пил и ел, а теперь же плыви прочь“, и уплыло со свету „окошное“.

Описание низвержения Перуна схоже с описанием в Повести, но описывается менее детально. История о пидьблянине, жителе села Пидьбы около Новгорода, возникла в XII веке и не отражает реальности X века, хотя рассказ мог происходить из народного предания. Согласно Мансикке и историку А. М. Введенскому, новгородский рассказ явно зависим от аналогичного киевского рассказа и является вторичным образованием с историей о пидьблянине, возникшей как «ответ» на приказ Владимира отталкивать идола от берега. Сходный текст с незначительными разночтениями без сюжета о палице содержится в более поздней Новгородской пятой летописи и Львовской летописи XVI века.

Более подробным вариантом о крещении Новгорода является рассказ из Четвёртой Новгородской и Первой Софийской летописей XV веков, восходящих к общему Новгородско-Софийскому протографу второй четверти XV века. После повеления Иоакима тащить идола в Волхов добавляется следующее:

И в это время вошёл бес в Перуна и начал кричать (в Соф. нет: и начал кричать): „О, горе мне! Достался немилостивым сим рукам“. И скинули его в Волхов. Он же, проплывая под большим мостом, бросил палицу на мост (В Соф. нет: на мост) (и сказал: „На этом да поминают меня дети Новгорода“ — из Соф.) Ею и ныне безумные дерутся, творя утеху бесам. И заповедал никому нигде его не принимать.

Контаминация с рассказом о пидьблянине и палице содержится в различных разночтениях в Новгородской Карамзинской летописи конца XV века, а также, помимо двух выше перечисленных, в более поздних летописях: Новгородской второй летописи, Тверском сборнике, Воскресенской летописи, Типографской летописи, Ермолинской летописи, Холмогорской летописи, Московского великокняжеского свода 1472 года и летописях «Летописец от 72-х язык» 1497 года и 1518 года.

В палице видели отражение атрибута Перуна, но впервые сюжет о палице появляется в Новгородской Карамзинской летописи, предшествующей Софийской и Четвёртой новгородской и восходящей к Новгородскому своду 1411 года, что свидетельствует о нерелевантности этого пассажа. Сетование беса на свою судьбу является развитием тезиса рассказа о крещении Киева, где объясняется причина избивания Перуна — «на поругание беса».

Речь Перуна «На этом да поминают меня дети Новгорода» отсутствует в большинстве списков Софийской летописи. Среди разночтений следующая запись, добавленная редактором Тверского сборника. Основываясь на общем протографе с Ермолинской летописью, редактор добавил: «некто поместил на него деревянную палицу, он же забросил палицу на мост». Вероятно, летописец на понял фразы из протографа «и бросил палицу на него» (то есть на мост) и решил, что «на него» относится к Перуну. Комментарий Перуна после броска палицы отразился в сокращённой версии рассказа Архангелогородской летописи, где к словам бога прибавлено: «Те, кто ещё не крещены, помните и бойтесь (меня), безумные люди на этом мосту». В Ермолинской: «тешьтесь (ей), новгородцы, и меня вспоминайте» и аналогично в ряде выше перечисленных летописей с незначительным расхождением. В Новгородской третьей летописи, чей текст основан на четвёртой, после того, как Иоаким посёк Перуна, добавляется: «что в Великом Новгороде (Перун) стоял на Перыни», и после слова «окошное» прибавлено: «то есть в тьму кромешную». В самих ранних новгородских летописях второй четверти XV века о связи с Перынью не говорится, и датировка данной летописи, как и самой вставки с Перынью, — последняя четверть XVII века и, как вследствие, данное сообщение о Перыни сложно рассматривать как аутентичное. Введенский усматривает в этом рассказе модификацию киевского рассказа о Перуновой Hени и в итоге заключает, что сведения новгородских летописей являются попытками новгородцев в разное время заполнить «недостающими» элементами новгородский летописный рассказ о крещении города по лекалам киевского рассказа.

Прочие древнерусские источники

«Память и Похвала Иакова Мниха князю Владимиру Святославичу» является компиляцией из других сочинений, самое старое из которых датируется приблизительно первой четвертью XI века. Сама компиляция была составлена в XII—XIII веках. Похвала сохранилась в старейшем списке 1414 года, сгоревшего при пожаре 1812 года, и содержит следующую запись о князе Владимире:

Он крестил всю Русскую землю из конца в конец — и отверг нечестивое наваждение, и языческих богов, а вернее бесов, Перуна и Хорса, и других многих попрал, и сокрушил бесов.

С точки зрения Петрухина, датировка этого произведения и его соотношение с летописным текстом Повести неясны: предполагается, что в житийной части Памяти Иаков использовал летопись, и поэтому не случайно упомянутые там же Перун и Хорс представляют лишь начало летописного списка Владимировых богов.

После принятия христианства появились различные Слова и Поучения, направленные против старой религии. В частности, «Слово некоего христолюбца и ревнителя по правой вере», созданное, по мнению большинства исследователей, в середине XI века. Исключением является Мансикка, утверждающий, что Слово написано в XIV веке, и Русанова с Тимощуком, датирующие XII веком. Само Слово имеется в двух редакциях: краткой, первоначальной и пространной, более поздней. Фрагмент из редакции списка Паисевского сборника конца XIV века:

Как Илья Фесвитянин, заклав жрецов и лжепророков идольских числом до трёхсот <…>, так и он (христолюбец) не может терпеть христиан, двоеверно живущих, которые веруют в Перуна, и в Хорса, и в Сима, и в Регла, и в Мокошь, и в вил, которых числом тридцать девять сестриц, как говорят невежды и мнят их богинями, а потому приносят им жертвы, кур им режут; и огню молятся, называя его Сварожичем. <…> не подобает христианам в пирах, и на свадьбах в бесовские игры играть с жертвами идольскими, когда молятся огню под овином, Мокоши, Симу, Реглу, Перуну, роду, рожаницам и всем им подобным.

Древнерусское произведение «Слово святого Григория, изобретено в толцех», также известное как «Слово об идолах», является переработкой поучения константинопольского патриарха IV века Григория Назианзина, именуемого Григорием Богословом. Неизвестный древнерусский автор использовал осуждение греческих богов, дополнив его обличительным текстом о славянских богах. Ранняя редакция Слова сохранилось в трёх списках XV века и различно датируется разными исследователями: 1060-е годы (Аничков), XII век (Ловмянский, Рыбаков), а также датировки, считающиеся Васильевым маловероятными: конец XIII — начало XIV века (слависты И. И. Срезневский, Н. М. Гальковский), XIV век (Мансикка). Отдельно высказался Клейн, считавший, что данный источник «исследован блестяще», определяя дату создания XII веком и его автора как игумена Даниила Паломника. По мнению Рыбакова, «Слово Григория» было непосредственным переводом, но историк И. Н. Данилевский указывает, что Слово отражает греческий оригинал лишь частично. Оригиналом является «Слово на Богоявление». Данилевский отмечает, что точно неизвестно, каким именно вариантом текста Григория Богослова пользовался сам древнерусский автор. Неизвестно и насколько достоверны сведения о славянских богах в Слове. Фрагмент по рукописи Новгородской Софийской библиотеки № 1295 XV века:

Этим же богам жертву приносят и кладут и славяне: вилам и Мокоши, Диве, Перуну, Хорсу, роду и рожаницам, упырям и берегиням, и Переплуту, и, вертясь пьют ему из рогов. <…> Оттуда же (от халдеев) научились эллины, а также египтяне и римляне приносить жертвы Артемиду и Артемиде, то есть роду и рожанице. Дошло всё это и до славян, и начали приносить жертвы роду и рожаницам прежде Перуна бога их, а до этого жертвовали упырям и берегиням. После же святого Крещения Перуна бросили, а к Христу, Богу нашему, приобщились. Но и ныне по окраинам молятся проклятому богу Перуну, и Хорсу, и Мокоши, и вилам, и делают это тайно.

Историки Б. Д. Греков, Л. Т. Мирончиков и Рыбаков определили, что периодизация славянского язычества в Слове реальна и славяне изначально покланялись упырям и берегиням, позже — Роду и Рожаницам и лишь в конце — Перуну. Клейн считает такую концепцию «наивной»: древнерусский автор хоть и знал о тайном почитании божеств, но этапы развития и происхождения славянского язычества он знать никак не мог, и в данном произведении лишь расположил языческие образы в ряд по степени их приближенности к христианскому богу: сначала низшие духи (упыри и берегини), потом демоны среднего разряда или второстепенные боги (Род и Рожаницы) и, наконец, Перун — верховный бог, чтобы показать прогресс христианской «благодати» в сторону монотеизма. В этой русской переработке поучения Христос показывается как замена Перуна, что доказывает его статус верховного божества.

Чрезвычайно популярный на Руси греческий апокриф IV—V веков «Хождение Пресвятой Богородицы по мукам» был переведён на славянский в XI веке и чей старейший список датируется XII веком, где славянские боги уже присутствуют. Мансикка расценивал, что вставки имеют южнославянское происхождение, но наиболее вероятно считать их древнерусскими. По сюжету апокрифа Богородица наблюдает в аду мучения неправедных душ, показанные ей архангелом Михаилом. Фрагмент текста по списку начала XVII века:

И спросила Благодатная архистратига: Кто это такие? И ответил архистратиг: Это те, кто не веровали в Отца и Сына, и Святого Духа, забыли Бога и веровали в то, что сотворил нам Бог для трудов наших, прозвав это богами: солнце и месяц, землю и воду, и зверей и гадов; все эти люди сделали из камней — Траяна, Хорса, Велеса, Перуна в богов превратили...

Сочинение «Слово Златоуста о том, как первые язычники веровали в идолы» является компиляцией и основано, в частности, на Слове Григория. Предположительно датируется рядом историков XIII веком, а по мнению историка Д. А. Казачковой — концом XI века и известно из Новгородской Софийской рукописи № 1262 XIV—XV веков и других списков. Фрагмент по древнейшему из них:

Горе вам <…> человеки, забывшие страх божий (своим) небрежением, и отступившие от Крещения, и приступившие к идолам, и начавшие поклоняться молнии и грому, и солнцу, и луне, а другие — Перуну, Хорсу, вилам и Мокоши, упырям и берегиням, которых называют тридевять сестриц, а иные в Сварожича веруют, и в Артемиду. Всем им невежественные люди молятся и кур режут.

В Ипатьевской летописи под записью 1071 года говорится, что «в те же времена» в Киев пришёл волхв, к которому явились пять божеств. Он утверждал, что через пять лет Днепр потечёт вспять, а русская земля «переступит» на греческую. Исследователи отождествили этих божеств с киевским пантеоном, где, по их мнению, было шесть божеств. Объясняя это противоречие, Аничков и Ловмянский исключили из этого списка Мокошь, Рыбаков — Симаргла. Васильев объясняет это тем, что Дажьбог носил двойное имя Дажьбог-Хорс. Но Петрухин считает, что предсказание волхва в Киеве связано не с пережитками язычества, а с событиями 1068—1069 годов, когда восставшие крестьяне угрожали князьям, что сожгут город и уйдут в греческую землю. Пять богов же являются пятью планетами, на чьё астрологическое расположение и ссылался волхв.

Филолог Х. А. Альварез-Педроса соотносит с Перуном фрагмент из славянского перевода греческого произведения, созданного около IV века «Слово и видение апостола Павла» и известного на Руси с XIV века и ещё раньше у южных славян, где перечисляются дела для заступничества людей святым архангелом Михаилом. Одно из этих дел — дарование дождя земле, чтобы на ней росли плоды. В греческой версии на месте архангела Михаила — Гавриил, но о его предполагаемой силе как подателя дождя ничего не говорится. То же самое происходит и в сирийской версии, хотя в ней фигурирует архангел Михаил. Поэтому Альварез-Педроса приходит к выводу, что фрагмент в славянском переводе отражает синкретизм, появившимся на славянской почве.

В летописной редакции «Сказания о Мамаевом побоище», написанное, возможно, в начале XV века, описывается поражение Мамая: «Безбожный <…> царь Мамай, видев свою погибель, начал призывать своих богов: Перуна, Салавата, Мокоша и Гурса». В одном кодексе XV века присутствует вопрос «Сколько существует небес?», на что следует ответ: «Перунов много», что сравнивается Гейштором с аналогичной фразой из сборника литовских пословиц: Perkunu yra daug, «Перкунов много». Перуна упоминают различные Житии Владимира XIII—XV веков, но все они могут быть возведены к «Повести временных лет».

Источники XVI—XIX веков

Апокрифическое произведение «Беседа трёх святителей», содержащее разговор между Григорием Богословом, Василием Кесарийским и Иоанном Златоустом, было переведено на славянский в XI веке и состоит из вопросов и ответов на них. На вопрос «От чего происходит гром и молния?» в разных рукописях даются разные ответы. В сборнике Троицко-Сергиевой лавры № 769 XVI века вопрос задаёт Иоанн, и Василий отвечает: «Есть два ангела грома: эллинский старец Перун и Хорс-жидовин — вот два ангела молнии». Пассаж о Перуне и Хорсе является древнерусской вставкой. В болгарском варианте Беседы в ответе на этот вопрос присутствуют только два ангела молнии и два грома, без упоминаний имён божеств. В Соловецком сборнике № 925 ответ читается иначе: «Сказал Василий: Есть ангелы грома на небе: эллинский старец Перун и Нахор-жидовин — вот два ангела молнии». Поскольку, по мысли Васильева, памятник подвергся влиянию славянской мифологии, то сам должен относится к домонгольскому времени.

В данном произведении чётко указываются функции Перуна как громовержца и уже публикатор отрывка из Солонецкого сборника историк А. П. Щапов истолковал этот фрагмент следующим образом: по христианским воззрениям Бог поставил ангелов над каждой стихией и над явлениями природы, и там, где раньше видели божеств, стали видеть ангелов. И как вследствие Беседа отражает синкретизм. Васильев поддерживает интерпретацию Щапова, добавляя, что превращение Перуна и Хорса в старцев произошло под влиянием эвгемеризма. Васильев приходит к выводу, что эллинский Перун и Хорс-жидовин были вставлены как нерасчленимый литературный парный конструкт, так как в источниках теонимы Перун и Хорс пишутся рядом. Термины эллинский и жидовский также являются литературными парными конструктами, и при том оба этих слова, помимо этнической принадлежности, имели значения «язычник, языческий», что и отражает данная Беседа. Васильев выделил три версии возникновения записи. Первая версия, что автор протографа Беседы был эвгемеристом и дополнил текст бытовавшими в его время синкретическими взглядами, добавив Перуна и Хорса и, обличая природу «псевдоангелов», также прибавил термины эллинский и жидовский. В несколько иной, второй версии черта Перуна эллинский возникла через сближение с Зевсом или была переписана из другого источника, а второго участника парного конструкта Хорса автор протографа наделил схожим определением — жидовин. В третий версии сначала автор протографа только добавил Перуна и Хорса, а уже после переписчик-эвгемерист вставил определения эллинского и жидовского.

Апокриф «Слово и откровение святых Апостол» известен из рукописи XVI века и восходит к греческому оригиналу. Слово повествует о грехах людей, что они верят в «богов многих: Перуна, Хорса, Дыя, и Трояна и многих других», а на самом деле эти боги — «люди бывшие старейшинами: Перун у эллинов, Хорс на Кипре, Троян был царём в Риме, а иные у других». Данный отрывок принадлежит авторству древнерусского редактора. Гальковский датировал Слово XV—XVI веком, а имена богов были вставлены, по его утверждению, «совершенно голословно» и данный отрывок является лишь «небрежным» пересказом оригинала либо славянского перевода. Васильев считает, что Слово можно отнести к более раннему времени из-за того, что эвгемеризм встречается среди русских книжников XII века. По мнению Мансикки, отрывок принадлежит к той эпохе, когда имена Перуна и Хорса уже полностью изгладились из традиции и стали считаться чужеземными богами и составлен был поздно.

Согласно одному из исповедальных вопросов в «Уставе преподобного Саввы» XVI века, священник должен был спросить: «Блудила ли с бабами богомерзкими и молилась ли вилам и роду, и роженицам, и Перуну, Хурьсу, Мокоши, пила и ела?», за что налагалось три года епитимьи с поклонами. По мнению Аничкова, упоминание Перуна, Хорса и Мокоши было добавлено в качестве вставки. Такой же вопрос содержался в произведении начала XVI века «К последованию и исповеданию князем, боярам и всем православным христианам духовным отцом», где за положительный ответ на этот вопрос налагалось два года епитимьи.

Произведение, датируемое из сборника XVI века, названное публикатором Срезневским «Поучением духовным детям», а историком Д. О. Шеппингом — «Словом святого Иоанна Златоуста» содержит следующее наставление:

Уклоняйся перед Богом невидимых, молящихся людей роду и роженицам, Порену и Аполину, и Мокоши и перегини, и всякому богу (и к) мерзким жертвоприношениям не приближайся.

Мансикка считает, что имена мифологических персонажей вставлены из некоего сочинения для обличения язычников, близкое к «Слову святого Григория».

Во второй половине XV века польский историк Ян Длугош, используя поздние списки Повести, перевёл сообщение о Перуне, но заменил золотые усы на золотые ноздри, вероятно, из-за неясного для него понимания русского слова «усы». Через сто лет в своей Хронике участник Ливонской войны Матей Стрыйковский, используя сведения о культе Перкунаса, добавил к описанию Повести новые сведения: «тело его из дерева искусно вырезано, голову имел серебряную отлитую, усы золотые, ноги железные, в руках держал камень наподобие сверкающей молнии и был украшен рубинами и сапфирами». До публикации Хроники Стрыйковский дал почитать свою рукопись польскому коменданту Александро Гваньини, который издал её под своим именем и под названием «Описание Европейской Сарматии», где присутствует следующая запись:

В этом месте (на Перыни) возвышался некогда идол Перуна, — там, где ныне находится монастырь, названный по имени этого идола. Ему поклонялись новгородцы. Он представлял человека, держащего в руке кремень, наподобие молнии, так как слово «перун» у русских и поляков означает «молния». В память этого идола днём и ночью горел костёр из дубовых поленьев; если он потухал по небрежности служителей, которым был поручен присмотр за ним, то их безжалостно предавали смерти.

Позже сообщение было повторено Адамом Олеарием и Синопсисом Иннокентия Гизеля, информация из которого была перенесена в статьи «О идолах Владимира» Пискаревской рукописи № 153 конца XVII века и «О идолах русских» Густынской летописи 1670 года.

Австрийский дипломат Сигизмунд Гербенштейн, посетивший Россию в 1515 и 1526 годах, в своих «Записках о Московии», пользуясь летописным источником, близким к Ермолинской и Уваровской летописям, записал свой аналог новгородского рассказа о низвержении Перуна, идоле на Перыни и о палице, что он бросил на мост, добавив к ней уточнение, что:

И доныне часто случается, что в определённые дни в году раздаётся Перунов глас, заслышав который граждане того места тотчас же сбегаются и избивают друг друга палками, отчего возникает столь сильное смятение, что начальнику стоит, великих усилий усмирить его.

Рассказ не может рассматриваться как доказательство о поклонении Перуну на Перыни. Клейн определяет в этом событии традицию кулачных боёв в Новгороде.

Погодинский список XVII века «Слова о том, как крестился Владимир» заменяет Перуна на Аполлона при повелении князя отталкивать его идол от берега. Переписчик использовал средневековое понимание теонима Аполлон как синоним слова «дьявол» возникший под влиянием схожести с Апполионом.

В новгородском произведении первой трети XVII века «Повести о Словене и Русе» рассказывается, что старший сын Словена по имени Волхов, превращаясь в зверя-крокодила, залегал в реке Волхове и тех, кто ему не покорился на этой реке, пожирал или топил их судно. В итоге невежды нарекли его богом грома под именем Перун. Сам Волхов поставил городок на месте, называемым Перынью, где и стоял идол Перуна. Позже самого колдуна бесы утопили в реке, и его тело было выброшено на противоположный берег Перыни. Язычники устроили по нему тризну и погребли его, насыпав над ним большую могилу, но через три дня тело крокодила вместе с могилой провалилось в ад, где и «доныне» яма та не может наполниться. Автор Повести имел сведения о поколении Перуну из новгородских летописей и знание об загородном урочище под названием Перынь, о котором ходили рассказы, записанные иностранцами, что там стоял кумир Перуна, и в попытке объединить эти сведения логически составил данный рассказ для ниспровержения идеи, что Перун был богом.

Написанная в 1792 году монахом Спиридоном Габровским «История во кратце о болгарском народе словенском» содержит главу «О Перуне или пеперуде, короле болгарском», где автор утверждает, что Перун был царём по имени Перунд или Пеперуд, царствовавший у болгар после Лады и взимавший с македонцев при царе Филиппе дань. Позже Александр Македонский разбивает его войска и убивает его и его сына. Болгары сделали из Перуна бога и в честь него совершают обряд пеперуды. Спиридон придерживался принципа эвгемеризма и по созвучию спутал Перуна и пеперуду.

Фольклорист П. И. Якушкин 16 января 1859 года записал рассказ старика-рыболова рядом с Перынским скитом, изложенный на вопрос Якушкина о столбе рядом монастырём, похожий на верстовой. Старик поведал, что на этом месте жил зверь-змеяка по имени Перюн и спал в Ильмень-озере вместе с Волховскою коровой, под которой, вероятно, имелся в виду водяной, а после пришёл жить в Новгород. В это время Владимир крестил Русь, и новгородцы сбросили змея в Волхов, но чёрт был силён и когда подплыл к Ильмень-озеру, выскочил на берег. Князь Владимир сбросил его в воду, а на этом месте срубили церковь, и теперь «Перюну и ходу нет!». От этого и называется скит «Перюньским». При последующем вопросе Якушкина: «а столб-то какой?» старик ответил, что он поставлен на место, где Перюн из Волхова выскочил. После Якушкин узнал, что это был верстовой столб, поставленный водяной коммуникацией. Рассказ является вторичным образованием по отношению к «Повести о Словене и Русе» и его нельзя рассматривать как доказательство связи Перуна с Перынью.

Этнография

Наиболее полно Перун сохранился в фольклоре белорусов. Вплоть до конца XX века белорусы считали гром — «Пяруна» одушевленным, персонифицированным существом, которое борется с чертями, плодящимися зимой и сокращает их численность летом или со змеем, а также преследует людей, главным образом мужчин. Черти или змей прячутся в различные предметы, в дерево или в воду, но он везде настигает их молниями. Перун, согласно этнографическим записям, не мыслился как бог и определялся белорусами как чёрт. Схожие представление о христианском Боге, сражающимся с помощью молний со злым духом, который во время непогоды прячется в деревьях, есть и у поляков.

В 1975 году была записана быличка со слов 80-летнего жителя белорусской деревни Лелюши Доминика Ракутиса. Он рассказывал о временах крепостного права: когда барин по имени Норкун гнал баб на барщину в поле, надвинулась большая туча. Надменный барин крикнул: «Ты Перун, я Норкун», — и выстрелил в неё из ружья. Тотчас грянули гром и молния, и его конь был убит. Барин очень испугался, прекратил бить своих крепостных плетью и учредил праздник Перуна. Историк Л. С. Клейн предполагает, что быличка появилось как этиологическое объяснение какого-то праздника в честь Перуна.

Громовое оружие

Каменные, неолитические наконечники стрел воспринимались славянами как упавшая молния

По этнографическим данным, Перун держит в руках палицу, дубину, ружьё или два жернова. При ударе одного об другого происходят гром и молнии. Осколки жерновов, отскакивающие при ударах, летят на землю и поражают как стрелы. На всём пространстве Славии молнии представлялись как брошенное каменное оружие. Под таким оружием славяне интерпретировали найденные ими неолитическое каменное оружие — топоры и наконечники стрел, белемниты — окаменелости головоногих моллюсков, фульгуриты — спёкшиеся от удара молнии горные, кварцевые и крем­невые породы или обычные камни с удлинённой формой. В белорусских, украинских и западнопольских говорах громовое оружие могли называть непосредственно «перун» или «гром», в Минской губернии — «перунова стрела», у поляков — «перунова пуля» и piorunowy kamień и аналогично у русских «перуновый камень» и также «громовая стрела», «громовка», «громовик», «чёртовы пальцы». У словаков — «паромова стрела». У украинцев — громова стрiлка, «громовая стрелка», стрiла божа, «стрела божья». В Мазовии могли отличать одни камни от других, называя фульгуриты — божьими пальцами, а другие — громовыми клиньями. Существовало поверье, что при ударе молнии эти камни уходят глубоко в землю и через семь лет или три года выходят на поверхность в виде наконечников. Схожие поверья о молнии как о каменном оружии есть и у других народов. Находку такого предмета считали даром судьбы. Его клали в колы­бель с младенцем, натирали им коровье вымя, когда коровы пере­ставали давать молоко. Камень наделял воду целительными свойствами. У южных славян его хранили под крышей как громоотвод. Громовые стрелы использовали в лечении болезней глаз, от болей, от сглаза и при родах. Белорусами почитался камень с природным отверстием, поскольку считалось, что Перун поддержал его в руках. Таким камням приписывалась магическая сила — с их помощью можно обнаруживать черта в вихре. Они служат оберегами скота от сглаза или от ведьмы. Также представление о молнии как об упавших камнях берётся из индоевропейского поверья, что небо являлось каменным сводом, производящим каменные молнии. Общеславянское слово для обозначения молнии восходит к праиндоевропейскому корню, который дал название для оружия бога грома. Так, когнатами к славянскому слову «молния» выступают Мьёльнир — молот Тора и Милна — молот Перкунаса. Вероятно, Перун изначально был вооружён подобным оружием. Религиовед А. Шиевски считает, что это был молот. Другой религиовед, П. Лажуа, найдя соответствие в славянских сказках, где дубина может быть ответственна за бурю, определяет в оружии Перуна именно дубину. Само слово «дубина» произошло от слова «дуб», что сближает это оружие с громовержцем.

Сближение с Ильёй-пророком

Огненное восхождение пророка Илии. Нижегородская икона конца XV — начала XVI века

В ряде статей 60-х годов XIX века историк А. П. Щапов предложил, что языческие боги были замещены христианскими святыми, где среди них Перун был замещён Ильёй-пророком. Восточные славяне считали вплоть до XX века, что Илья ездит по небу на огненной колеснице, отчего слышен гром и что он мечет огненные стрелы — молнии, либо молнии вылетают из под копыт крылатых коней и дождь на земле случается из-за того, что Илья подъезжает к большому чану с водой, черпает воду ковшом и поливает небо. Аналогичные представления об Илье присутствуют и у южных славян. Среди македонцев говорят, что стрелы святого Ильи падают на землю в виде пылающих камней. Он также изображался на иконах всадником на белом коне, имеющим копьё, что сравнивается с громовым оружием Перуна. От Перуна Илья или сам Бог унаследовал мотив поражения огненными стрелами нечистой силы, которая прячется за различными предметами: от деревьев вплоть до человеческой одежды. Когда Бог поражает человека из-за того, что за ним прятался дьявол, то такая смерть считалась счастливой, потому что Бог прощает все грехи человеку, погибшему по вине чёрта, и направляет его в рай. В одной белорусской сказке об Илье происходит диалог между ним и чёртом, где чёрт говорит, что будет прятаться в определённом месте, но Илья отвечает, что достанет его молнией и там. В конце чёрт говорит, что спрячется в воде. Тогда Илья отвечает: «Там тебе место, там и находись!». Ряд других схожих белорусских сказок заменяют Илью Перуном. Либо, как в одной белорусской сказке, Перун сам выступает как чёрт, прячущийся от Ильи за предметами. Клейн и филолог Е. Л. Мадлевская расценивают обряд заклания барана или быка на Ильин день, как имеющий языческое происхождение, поскольку об идее жертвоприношения быка громовержцу у славян свидетельствует Прокопий. Само представление об Илье как о громовержце достаточно древнее. Так, в древнерусском переводе Жития Андрея Юродивого XIV века говорится следующее:

Епифаний спросил: „Правда ли, что говорят, будто Илья-пророк управляет своей колесницей, вызывая гром, и что он бросает молнии среди облаков, чтобы преследовать дракона?“ На это святой Андрей ответил: „Дитя моё, такого не может быть. Слушать такое — большая глупость“.

Аналогичные представления, как в Житии, существуют и у болгар, а также у греков, согласно одной рукописи, найденной на острове Анафи в Кикладском архипелаге. В то же время других подобных легенд в Греции нет. По мимо Ильи предложено, что Перун скрывается в народной-христианской культуре под масками святого Георгия, Андрея Первозванного, Пантелеймона, Бориса-и-Глеба, святого Николая, Кузьмы и Демьяна и богатыря Илья-Муромца.

Славист А. Брюкнер отверг сближение Перуна с Ильёй: представление, что Илья находится в колеснице, берётся из Библии, которая рассказывает, как Илья был унесён на ней в огненном вихре на небо (4 Цар. 2:11) где и должен был остаться, но в народном-христианском сознании он всё ещё ехал по небу. И народное представление об Илье как о громовержце относится к греческому, христианскому фольклору, представляющий его властителем над погодой. Христианский образ позволил ему выступить истребителем дьявола с помощью молний. Сам народно-христианский культ Ильи непосредственно развивался из библейской и православной традиций и никак не связан с язычеством. По замечанию слависта Л. Нидерле, поклонение Перуну через поклонение Илье «невозможно доказать». Исследовательница-славист Э. А. Уорнер считает несомненным, что портрет Ильи как повелителя грома и молний в большей степени обязан Ветхому Завету и рассказу о восхождении Илии на небо на огненной колеснице или ранним и первым моралистическим текстам христианства, в которых Бог сражается с Сатаной и его приспешниками с помощью огненной молнии, а не к атавистическому воспоминанию о языческом божестве. Лажуа признаёт, что представление об громовержце Илье берётся из Библии: там Илья выступает как антитеза бога грозы Баала и как приносящий в жертву быков на горе Кармиль и с помощью молитвы выпрашивающий огонь с неба, что и послужило его связи с огнём, высотами и быками. Но в то же время Лажуа не отрицает позднее сближение между Ильёй и богами грозы, опираясь, в частности, на народное-христианство балтов, которое утверждает, что «Перкунас — это Илья, едущий по каменной дороге». Даже если здесь слово «перкунас» обозначает только гром, то это никак не отменяет того, что описание у балтов Святого Ильи прямо соответствует ранним сведениям об Перкунасе. Учёный также объявляет функцию Ильи как преследователя чертей славянским новообразованием, что соответствует представлениям о Торе как о преследователе троллей и великанов и о Перкунасе как о преследователе велнясов и Айтвараса.

Подделки этнографии

Согласно этнографу П. Древлянскому, белорусы описывали Перуна следующим образом: высокий, плечистый голо­вач, черноволос, черноглаз, борода золотая, в правой руке лук, в левой — колчан со стрелами. Он ездит по небу на колеснице, пускает огненные стрелы. А также среди них было представление о том, что небесные духи под названием гарцуки возят жернов, на котором восседает Перун с огненным луком в руке. Современная наука считает Древлянского сомнительным источником. В одной словацкой песне есть следующие строки: «Бог Паром за облаками. Видит это, преисполнен гнева. Внезапно он метнул молнией в её чело, Тотчас с ребенком она окаменела». Данное упоминание Парома является мистификацией поэта Яна Коллара. Этнограф Г. Раковский записал песню, где пеперуда летает перед Богом и просит у него дождя. В версии Раковского есть строчка, что этим богом был Перун. Историк Й. Иванов сделал повторную запись этой песни, но строчки с Перуном не обнаружил, и ряд исследователей посчитали упоминовение Перуна мистификацией. По мнению Клейна, Иванов лишь записал другой её вариант.

Культ

Бог плодородия и войны

Князь Игорь и его дружина клянутся перед идолом Перуна, сложив своё оружие. Иллюстрация художника В. П. Верещагина из альбома «История Государства Российского в изображениях державных его правителей с кратким пояснительным текстом», 1896

Помимо контроля Перуна над грозой из-за его связи с дождём, он отвечал за урожаи, наводя дождь на поля, и поэтому Перун мыслился как бог плодородия. Манипуляции с грозой придавали божеству «грозный характер», что послужило его второстепенному пониманию как бога войны, что отразилось в клятвах оружием его именем и его изображению как покровителя воинов, княжеской власти и династии Рюриковичей.

Общеславянское распространение

Исходя из языковых, данных исследователи полагают, что Перун был общеславянским богом. Он также был верховным богом восточных славян и, возможно, южных славян. У других славян верховным божеством Перун не был. Славист А. Брюкнер и ЭССЯ отвергли представление об общеславянском распространении культа: слово «перун» обозначает только гром и молнию, а связь с топонимами возникла из-за того, что в эти места ударила молния. Применение слова «перун» в проклятиях и ругательствах по типу «разрази тебя гром/перун» нет ничего языческого, а фразы do pioruna, «к чёрту» получилось в результате того, что слово «молния» стало заменой слова «чёрт» в проклятиях. Как вследствие, аргумент об общеславянском культе Перуна на основе лингвистики неубедителен и в других славянских языках теоним имеет церковнославянское, книжное происхождение из древнерусского, из чего следует, что общеславянское распространение культа ложно. Попытки отыскать следы культа Перу­на в сербохорватском ареале оказались бесплодными. Нет внят­ных свидетельств культа Перуна в словенских, чешских, словацких, польских и в кашубско-словинских говорах. Не удалось отыскать следы антского, древнеболгарского варианта теонима. Брюкнер приходит к выводу, что культ Перуна отсутствовал у западных славян, с чем соглашается историк Г. Ловмянский. Западнославянского бога ободритов Прове, связанного с дубами, которого определяют как Перуна, Брюкнер оценил как появившегося в результате ошибки слова «право» и что в действительности речь в «Славянской хронике» Гельмольда, где и упоминается Прове, идёт не о боге, а о судебных разбирательствах. Ловмянский отверг сближение Прове с Перуном из-за того, что Прове был лишь локальным местным божеством, что контрастирует на фоне огромной значимости Перуна на Руси. Но современные исследователи считают, что наиболее достоверно считать Прове западнославянским вариантом теонима Перун и что его имя является искажённой формой, восстанавливаемой как стр.-полаб. *Peron, либо, согласно лингвисту В. Пизани, намеренно контаминированной со словом «право» как отражающей правовую функцию бога. Другого западнославянского бога Поренута, записанного в источниках как лат. Porenutius, Poremicius, также связывают с Перуном и который мог быть диминутивной, патрономической или аугментативной формой теонима Перун, но Ловмянский считает, что его имя искажено и никак не относится к Перуну, так как правильном прочтении должно содержать элемент -вит на конце. С этим не согласны лингвисты М. Пуканек и М. Лучиньски, которые восстанавливают теоним как стр.-полаб. *Porenic. Историк А. Гейштор приводит слова нормандского монаха Ордерика Виталия, который сообщал, что лютичи, будучи союзниками датского короля, поклонялись Тору. По мнению учёного, Ордерик приписал языческим союзникам Дании культ скандинавских богов и под Тором мог скрываться Перун. Брюкнер отверг наличие Перуна и у южных славян, так как свидетельство Прокопия берётся из греческой мифологии. Ловмянский не соглашается с Брюкнером: Прокопий является одним из главных достоверных источников его эпохи. Гейштор полностью отверг позицию Брюкнера и считает, что «мифы о Перуне охваты­вают всех славян». По мимо этого он определил Святовита, Ругевита, Триглава, Яровита и других богов как ипостаси Перуна. Историк Н. А. Михайлов предлагает интерпретировать Чернобога как негативную ипостась Перуна.

Дуб

Фрагмент Перунова дуба найденый в Десне. Музей истории Киева

Между Перуном и дубом существует связь: в грамоте якобы 1302 года приводится Перунов дуб как пограничный знак владений, которые были подарены князем Львом Даниловичем епископу Перемышля. Сама грамота является подделкой, но Перунов дуб играет в ней только топографическую роль. Брюкнер отверг данное сообщение из-за того, что считал такое название сложившимся в результате поражения дуба молнией, но Гейштор не признаёт связь случайной, опираясь на факт поклонения дубравам в южнос­лавянском фольклоре. Культовые функции приписывались дубу на всем пространстве Славии, где произрастали его виды. И в народной культуре славян дуб являлся самым почитаемым деревом. Гельмольд сообщал о западных славянах, что у них были дубы, ограждённые и посвящённые местному божеству справедливости Прове, в чём имени видят искажённое имя Перуна. «Славянская хроника» упоминает, как епископ Джеральд, прибыв в Ольденбург, вырубил священные рощи и последствии славянам было запрещено клясться деревьями, источниками и камнями, и они должны были приводить преступников не перед ними, а перед священником. Известна связь Перуна и клятв. Исходя из этих данных, исследователи сделали вывод, что дуб был символом Перуна и олицетворением гаранта клятв и справедливости. Сам Перун наблюдал за собраниями и судами, которые происходили в роще. За не соблюдение клятвы бог наказывал смертью от оружия. В девятой главе сочинения Константина Багрянородного «Об управлении империей», написанное между 948 и 952 годами и которое представляет собой фундаментальный источник знаний о народах, с которыми контактировала Византия, сообщается о различных этапах маршрута, пройденного русью на их лодках из Новгорода в Константинополь, чтобы продать свои товары в пределах империи. Фрагмент:

Проплыв через такое место (днепровские пороги), они (русь) достигают острова Святого Григория, где совершают жертвоприношения, поскольку там стоит огромный дуб, и приносят в жертву живых петухов. Они также втыкают стрелы в круг, другие кладут куски хлеба и мяса, и каждый предлагает из того, что у него есть, согласно своему обычаю. Они также бросают жребий относительно птиц: либо убить их, либо съесть, либо оставить в живых.

Хоть Константин не упоминает, что это был Перунов дуб, историк Л. С. Клейн относит его именно к этому божеству вместе с другими дубами, найденными в XX веке в Десне и Днепре с вбитыми в ствол челюстями свиньи, но замечает, что они были молодыми. Жертвоприношение петухов у славян путем бросания их в быстро текущую реку засвидетельствовано византийским писателем Львом Диаконом. Петух и курица также приносились в жертву в погребальном обряде славян, описанный арабским путешественником Ибн Фадланом. Свидетельство о гаданиях со стрелами может быть связано с сообщениями об использовании стрел в практике гадания с помощью лошади у западных славян.

Само праславянское название дуба — *dǫbъ является новообразованием, пришедшем на смену более древнему *perkъ, косвенно сохранившемуся в праславянском *perunъ и отражённого в теониме литовского бога-громовержца Перкунаса, которому были посвящены дубы. Аналогично священным деревом Тора и Зевса считался дуб. Изначально дуб был сакральным деревом праиндоевропейского громовержца, ставшим позже деревом громовержца славянского. Сам дуб и дубравы расценивались в качестве жилища божества. В то же время связь только Перуна с дубами не является исключительной: идол Триглава был спрятан именно в дубе, и изображение Ругевита было создано из дуба. Аргумент о лингвистической связи дубов и грозы на основе серб. грм, «дуб» и грмик, «дубовый лес» недействителен из-за того, что такие слова получились в результате квазиомонимии между гром и гръм, «куст».

Прочие элементы культа

Ирис германский

Религиовед П. Лажуа и археолог М. Гимбутас на основе сравнения Перуна с Тором и Перкунасом, у которых была колесница, запряжённая козлами, считают, что Перун мог иметь аналогичное средство передвижения с этими животными. По мимо этого бык мог быть культовым животным Перуна, как связанный с плодородием полей. О связи громовержца и быков упоминает Прокопий, и особое положение крупного рогатого скота отмечается арабскими авторами. Так, по свидетельству Ибн Русты: «все они (славяне) — почитатели быков». Само жертвоприношение быков или волов богу грома является универсальным среди индоевропейцев. По мимо этого предложено, что ирис германский, именуемый болгарами как перуника или богиша, может быть связан с Перуном. Клейн предложил, что число девять было священным в культе славянского громовержца из-за того, что количество клыков в одном из Перуновых дубов равно девяти. Девять шагов Тор совершает перед смертью. Литовский Перкунас имеет девять детей, и в одном из русских заговоров дуб описывается как имеющий высоту в девять вершин. Следующие данные, по мнению Клейна, говорят о кукушке как о птице громовержца: в славянском фольклоре кукушка могла насылать бурю и град. Растение перуника также называлось «кукушкины слёзы». Кукушка была птицей Индры и Тора. Зевс мог появиться в образе кукушки.

Сомнительные элементы культа

Бог неба

Историк Г. Ловмянский утверждает, что явление грозы относится к атмосферным явлениям и поэтому недолжно рассматриваться отдельно от почитания неба. Так, Юпитер и Зевс, с которыми сближался Перун ещё с эпохи Просвещения, восходят к праиндоевропейскому богу неба. По мимо этого подтверждение этому предположению дают верования фракийцев, которые считали небо ответственным за грозы. В связи с этим исследователь утверждает, что Перун изначально был богом неба, получивший характеристику громовержца вторично. Данную идею отверг филолог М. Л. Уэст. По его словам, представляется наиболее вероятным, что индоевропейские божества грозы, как и Перун, будучи отличными от божеств неба, произошли от аналогичного, более древнего бога гроз, а Юпитер и Зевс, бывшие изначально богами неба, присвоили себе его функции, чем идея, что только греки и римляне сохранили изначальный культ, а множество других религиозных индоевропейских традиций выделили отдельное божество гроз из божества неба. Клейн и религиовед А. П. Забияко также не соглашаются с таким предоставлением: Перун не был небесным богом-отцом и более всего схож с рядом индоевропейских божеств грозы. Выше Перуна, считают исследователи, было некое отдельное славянское божество неба, которое, возможно, было deus otiosus, поэтому власть Перуна как главы пантеона не абсолютна.

Норманнская теория происхождения

Бронзовая статуэтка из Эйрарланда, возможно, изображающая Тора. Национальный музей Исландии

Сближение между Тором и Перуном было проведено историком В. Татищевом уже в XVIII веке, и позже на основе сходства между богами историк Ст. Рожнецкий признал, что Перун был лишь славянской калькой германского Тора, и само слово «перун» являлось только переводом германского имени божества. Клятва оружием широко известна у древних германцев, и с Тором Перуна роднит рыжеволосость, выраженная в летописном описании золотых усов. Филолог Е. В. Аничков пришёл к выводу, что культ Перуна имел дружинно-княжеский характер и только Владимиром Святославичем был навязан всей Руси, включая Новгород, что могло бы указывать на скандинавское происхождение божества, и народ в него на самом деле не верил, поэтому после Крещения его культ исчез, а само его главенство как божества — дело позднее. Норманнскую теорию происхождения Перуна принял славист А. Брюкнер, но определил Перуна как второстепенного славянского бога, ставшего ненадолго главным у восточных славян под влиянием Тора.

Такая теория по большей части характерна для старых исследований по религии славян и базируется на преувеличенном мнении о влиянии норманнов на Русь. Историк А. Гейштор и лингвист М. Фасмер отрицают полное сближение с Тором, даже если признать влияние культа Тора на культ Перуна. Само полное заимствование неправдоподобно из-за наличия свидетельства Прокопия, как и идея, что Перун не главенствовал у славян до Владимира. Уэст утверждает, что клятва оружием имеет общее индоевропейское происхождение. Так, в «Богемской хронике» князь Властислав даёт клятву на рукояти своего меча. В «Ответах папы Николая на вопросы болгар» говорится, что когда болгары решали привести кого-то к клятве, то клали меч «посередине» и на нём давали присягу. Согласно скандинавским нормам, боги сильны только на своих землях, что сказалось на выборе клятвой именем Перуна, а не Тора, как и факт быстрой ассимиляции норманнской верхушки. Перун описывается как безбородый, а Тор никогда не изображался только с усами, что замечает и сам Брюкнер. По комментарию историка В. Я. Петрухина: «остаётся заключить, вопреки Мансикке (и Рожнецкому), что культ Перуна не испытал на себе скандинавского влияния».

Перынь

Основная статья: Перынь

Художественное изображение святилища в Перыни, основанное на интерпретации археолога В. В. Седова

Под воздействием информации летописей советскими археологами была поставлена задача найти остатки языческого храма Перуна. Начатые в Перыни в 1948 году раскопки под руководством археолога А. В. Арциховского, а с 1951 года — археолога В. В. Седова, продолженных в 1952 и 1953 годах, дали результаты в виде обнаружения остатков некоего сооружения, которое представляло собой круглую площадку со следами восьми кострищ с ямой в центре для столба. Седов проинтерпретировал сооружение как святилище Перуна. Восьмиконечную форму археолог сопоставил с формой ириса германского, известного у славян под названиями перуника и богиша. Клейн замечает, что у ириса пять лепестков, а не восемь. Дальше Седов откопал два аналогичных сооружения поменьше и отождествил их с капищами других божеств. Одно их малых сооружений датируется IX веком, что относит возникновение данного комплекса до Владимира и до основания Новгорода. Центральная яма имеет следы замены столба, что археолог Б. А. Рыбаков сопоставил с действиями Добрыни о установке идола при реформе. Раньше же на Перыни, по его мысли, стояли идолы Рода, Ляли и Лады. Клейн отверг такое объяснение: если идол Перуна стоял всего несколько лет, то это не могло дать ему устойчивое название Перынь от имени Перуна. Ловмянский предложил, что в действительности сооружения являются следами курганов-сопок. Позже ряд исследователей сошлись именно на этой интерпретации. В итоге историк М. А. Васильев приходит к выводу: «археологический материал позволяет сегодня (на момент 1999 года) реинтерпретировать результаты раскопок конца 1940-х — начала 1950-х годов в Перыни и с большой долей вероятности отказаться от трактовки перынского комплекса как „святилища Перуна“ времени „первой религиозной реформы“; вместе с тем, те же археологические данные дают возможность предполагать культовый характер Перыни в дохристианскую эпоху», поскольку сопки могли использоваться в ритуальных целях.

Лингвисты Р. О. Якобсон, О. Н. Трубачёв, В. Н. Топоров и Вяч. Вс. Иванов напрямую вывели топоним Перынь из теонима Перун. Топоров и Иванов понимали топоним как имя жены громовержца и через чешский топоним Mokosin Vrch идентифицировали жену как Мокошь. Васильев указывает на «логико-мифологический диссонанс»: зачем называть место поклонения Перуну именем его жены? Другие лингвисты, Брюкнер и Фасмер отвергли связь топонима с теонимом. Лингвисты С. Л. Николаев и А. Б. Страхов предложили, что топоним изначально происходит от праславянского *perynъ, «горная местность» и позже был сближен по народной этимологии с именем Перуна. С версией сближения топонима с теонимом по народной этимологии согласились историки Петрухин и Ловмянский. Другой сторонник сближения по народной этимологии историк В. П. Яйленко вывел топоним из вепс. pern, «крутой, обрывистый берег реки или озера» и реконструировал в этом языке изначальную форму как *peryne, что дала русское Перынь.

Пеперуда

Основная статья: Пеперуда

Обряд Пеперуды, исполняемый в Добруджи, Болгария, 1950-е годы

В южнославянских странах существовал обряд вызова дождя в случае длительной засухи. В ходе ритуала догола раздетые простоволосые девушки, называемые додолами, дундулами, пеперудами и прочими схожими именами, были обвешаны ветками, травами и цветами. Они ходили по сёлам и полям, в то время как женщины окачивали их с ног до головы водой. При обходе додолы поют песни о пеперуде, пеперуге или пеперуне. Ряд филологов связали слово «пеперуда» с теонимом Перун, как якобы экспрессивное удвоение части корня и определили её как богиню-жену Перуна. Пеперуду также сравнивали с теонимом индийского божества Парджаньи и с хеттской богиней Перунаш. Этимология додолы была связана с эпитетом литовского бога Перкунаса — Дундулис, что переводится как «громовой раскат». По мимо этого додолу сближали с именем богини Яна Длугоша Дзидзилелы. В действительности «пеперуда» переводится как «бабочка». Такое название для обряда получилось в результате песенного мотива полёта бабочки, выпрашивающей у Бога дождь. Слово «додола» создано на основе песенного рефрена: «Oj додо, oj додоле».

Четверг

Исследователи считают, что Перун был покровителем четверга. Такое представление основано на зафиксированном у полабов названии четверга Pèrendán, Perendȃn, Peräunedån, «четверг», происходящие от *perunjь dьnь, «перунов день», что соотносится с посвящением четверга богу-громовержцу у германцев — Тору и у римлян — Юпитеру. По мимо этого существует русская поговорка «после дождичка в четверг» выражающая скепсис, который, возможно, появился лишь в результате падения языческой религии. Предложенное лингвистом В. Пизани бав. Pherintag, «пятница» как изначально славянское заимствование от полабского слова и позже у баварцев получившее значение «пятница» сомнительно. ЭССЯ, Брюкнер и Фасмер отрицают представление о четверге как о дне, посвящённом громовержцу, поскольку слово Peräunedån зафиксировано только у полабов на западном конце славянского мира и является калькированным германизмом от немецкого Donnerstag. Само представление о неделе как о семидневной у славян является инновацией, взятой у римлян и византийцев, а они, в свою очередь позаимствовали данную идею с Ближнего Востока, назвав дни недели в честь планет и посвящённых им богов по удалённости в системе Птолемея, где день, посвящённый Юпитеру, четверг был шестым днём. Позже такие названия недели были заимствованы и проинтерпретированы германцами. При этом изначально неделя начиналось с воскресенья и четверг был лишь четвёртым днём будних дней, а не четвёртым днём недели. Также у литовцев день посвящённый богу грозы Перкунасу была пятница.

Иконография и символы

Жезл с фигуркой на конце из Новгорода (рис. 1)

Новгородская бронзовая фигурка-подвеска XII века (рис. 2)

Збручский идол на грани с саблей (рис. 3)

Предложенные различными исследователями якобы изображения Перуна

Археология не располагает достоверным древнеславянским изображением Перуна, но, судя по письменным источникам, такие изображения должны были существовать. Среди предложенных кандидатов на иконографическое изображение Перуна — подбоченившееся фигурка бородатого персонажа (рис 1.), венчающая жезл длиной 17 см (свинцово-оловянистый сплав, литьё); но обнаружен этот жезл в новгородских слоях середины XII века. Соотнесение этой фигурки с Перуном спорно. Другое деревянное изображение описано историком К. Д. Лаушкиным. Эта фигурка из Старой Ладоги, найденная в археологическом слое конца IX — начала X века. Высота 28 см. Она вытесана из тиса и представляет усатого и бородатого мужчину без рук, с одной ножкой по центру. На голове конусовидный головной убор, на теле выделен пояс. Лаушкин счёл эту фигурку изображением Перуна, но Клейн находит его аргументацию сомнительной. Археолог В. Ф. Ульянов определил в новгородской бронзовой фигурке XII века Перуна (рис. 2). В то же время существуют ещё три аналогичные фигурки, найденные при раскопах Перми, Чердыни и Кирова. Тем самым археолог П. М. Алешковский считает, что подвеска может иметь удмурсткое происхождение, позже завезённая в Новгород. Археолог Б. А. Рыбаков считал, что одна из сторон Збручского идола IX века изображает Перуна (рис. 3) где тот находился на боковой грани с конём и мечом, что доказывает его вторичность как божества. Клейн отвергает такую идентификацию, поскольку нет сведений, что Перун изображался в виде всадника. Само оружие является саблей, а не мечом, которая воспринималось на Руси как оружие степняков. Теснить меч из вооружения славянских всадников сабля начала лишь в XI веке, из чего Клейном делается вывод, что идол не является славянским либо принадлежал к смешанному населению с западно-славянскими корнями, испытавшему влияние тюркских племен. Сам меч не является оружием бога грома, в отличие от дубины или лука. Литературовед А. Ю. Чернов определил, что изображение середины XI века, вырезанное на кости и найденное археологом В. П. Петренко при раскопах Старой Ладоги, иллюстрирует самого Перуна в виде усатого идола, стоящего на облаке. Археолог В. П. Даркевич предложил, что древнерусские топорики-подвески были связаны с культом Перуна и воспринимались как его символ.

Реконструкции

Перун и охотник — отголосок эпоса

Следующий рассказ был записан в области Сандомира, польская Галиция, и впервые опубликован в 1881 году на немецком: Один пан по воскресеньям перед мессой ходил на охоту. Так однажды он пошёл на неё, но время подходило к мессе, вдалеке надвигалась чёрная туча с громом, а он ничего так и не поймал. Пан посмотрел и увидел на реке большую птицу, лежащую на камне. Тогда он достал из мешка святую пулю и выстрелил в птицу из винтовки. Он подошёл, поднял и посмотрел на неё, потому что никогда не видел такой птицы, и сказал себе: «Какая жалость, что я использовал эту пулю на такую уродливую птицу». И тут кто-то крикнул ему вслед: «Не волнуйся, я семь лет бегал за этой птицей, но так и не смог её достать. Пока ты целился в неё, я целился в тебя. Если бы ты не убил её, я бы убил тебя». Пан испугался, огляделся и увидел перед собой огромного, как дерево, человека, державшего в руках ружьё величиной с бревно. Это был Пьерон (Pieron) который взял пана за руку и долго с ним разговаривал. Они осмотрели свои ружья, и Пьерон сказал ему не охотиться в воскресенье и улетел, словно ветер. Схожая быличка записана у русских в Симбирске. В ней охотник во время грозы убил чёрта в озере из ружья, и за это Илья-пророк дал ему своё ружьё, но после из-за барина-колдуна тот попадает из ружья в крест, и за это Илья ослепляет его, а барин забирает ружьё себе. Другая быличка была записана в Украине, в которой охотник убил дьявола. За это архангел Михаил благодарит охотника, а охотник упрашивает поменяться с ним ружьями, но после того, как, получив его и поняв, что оно стреляет молниями, возвращает его обратно. Аналогичные четыре рассказа записаны у литовцев. Они повествуют, как охотник убил велняса в обличии животного, издевавшегося над громом и в которого Перкунас не мог попасть. За это Перкунас даёт охотнику рога с неисчерпаемыми свинцовыми пулями и порохом/стрелы/три пули/ружьё. В версии с пулями охотник сам отказывается от них, отдав их в церковь. В версии с ружьём охотнику было дано указание никогда не нажимать на спусковой крючок, а само ружьё стреляло при наведении на цель. Однажды охотник всё же нажимает на крючок и «разбивает» треть Вселенной, поэтому Перкунас отбирает у него ружьё.

Религиовед П. Лажуа определяет в этих рассказах остаток балто-славянского мифа. Об их архаичности может говорить тот факт, что в польском переводе одной из литовских версий и в русской версии по отношению к охотнику используется термин «стрелец» нехарактерный для обозначения стрелка в XIX веке и который изначально обозначал лучника. Об изначальности мифа с лучником говорит и литовский вариант, где Перкунас даёт охотнику именно стрелы. Проведя сравнительный анализ текстов, Лажуа выделил следующий мотив: охотник заблудился в лесу и приходит к реке или озеру, где видит демоническое существо. Начинается гроза, молния бьёт в существо, но не убивает его. Охотник использует специальное оружие, чтобы убить существо. Затем появляется бог грозы и предлагает охотнику специальное оружие. Однако тот совершает нечестивый поступок, и бог грозы забирает оружие обратно.

Данные балто-славянские рассказы имеют параллели в индийском эпосе Махабхарата. В первой книге эпоса бог огня Агни в виде голодного брахмана просит лучника Арджуну и колесничего Кришну, накормить его посредством сжигания леса Кхандава, что они и делают. Арджуна истребляет демонов в лесу с помощью волшебного оружия — лука Гандивы и двумя колчанами с неисчерпаемыми стрелами, данным ему Агни от Варуны. За этот подвиг Арджуна просит у бога грозы Индры его оружие, и Индра обещает дать его позже. Продолжение истории происходит в третьей книге Махабхараты. Арджуна придаётся настолько сильному аскетизму, что боги решают остановить его. Тогда Шива принимает вид охотника, и когда он готовится встретиться с Арджуной, на героя бросается демон в облике кабана. Человек и бог убивают демона одновременно, но Арджуна оспаривает выстрел Шивы. Они сами начинают сражение между собой, и Шива начинает побеждать. Понимая, что перед ним не простой охотник, Арджуна молиться Шиве, и за это Шива принимает свой истинный облик и вручает Арджуне оружие Пашупатастру. Затем другие боги предлагают ему своё оружие, и, наконец, Индра приглашает его в свой рай, чтобы дать ему его собственное оружие, как было обещано ранее.

Во всех этих рассказах Лажуа находит общую структуру: герой оказывается в лесу и убивает по крайней мере одного демона в форме животного, чего не смог сделать бог, а в награду он получает сказочное оружие. В балто-славянских текстах, однако, герой вынужден вернуть оружие богу после совершения нечестивого поступка, а в Махабхарате Арджуна возвращает Гандиву Варуне не после нечестивого поступка, а после победы в битве на Курукшетре. Только в двух случаях это не так: литовский охотник решает положить две оставшиеся у него пули в церковь, и украинский охотник сам отдаёт оружие из-за страха. Очень маловероятно, что сам тип повествования был заимствован балто-славянами из Индии или индийцами от балто-славян, и, таким образом, он имеет общее индоевропейское наследие. В итоге Лажуа заключает, что данные балто-славянские легенды могут быть фрагментами утраченного мифологического эпоса.

Теория основного мифа

Основная статья: Теория основного мифа

Рисунок Виктора Рюдберга «Тор, Хюмир и змей Мидгарда», 1906

Филологи Вяч. Вс. Иванов и В. Н. Топоров соотнесли этнографические данные по фольклору славян и балтов, где персонаж-громовержец преследует противника-черта или змея в белорусских вариантах, поражая его молнией, с индоарийском мифом о борьбе Индры со змеем Валой или Вритрой за освобождение вод, за скот и, возможно жену. Имена демонов по их версии лингвистически связаны с именами Велес и Вельнюс. В итоге исследователи объединили на основе сравнительной мифологии индоарийский миф с этнографическими данными и возвели его к праиндоевропейскому времени, объявив этот миф основным для праиндоевропейской религии. В славянской версии этого мифа рассказывается о свадьбе Перуна на женском персонаже, воплощающем землю и воду — Мокошь. В сюжет священного брака вмешивается змеевидный персонаж, где продолжением этого персонажа в славянском варианте мифа считается древнерусский Волос/Велес, стремящийся похитить супругу громовержца или скот. Громовержец преследует противника на колеснице или на коне, поражая молнией те места, где он прячется, пока не попадёт в него, и тогда с неба начитает идти дождь. Отражением мифа является борьба Тора с Ёрмунгандом в скандинавской мифологии. По мимо этого змееборческие мифы имеют отражения и в иных мифологиях: в Греции — Зевс и Тифон, Аполлон и Пифон, в Анатолии Тешуб и Иллуянка, в Египте Ра и Апоп и другие многочисленные африканские и центральноамериканские па­раллели.

Историк Л. С. Клейн раскритиковал данную реконструкцию, но признал, что индоевропейский миф о змееборичестве всё же существовал, но не был основным. Другие исследователи — филолог М. Л. Уэст, археолог Д. П. Мэлари и лингвист Д. К. Адамс также признали наличие праиндоевропейского мифа о борьбе громовержца со змеем. Образ змеи в славянской традиции не всегда представляется злым. Распространены представления о змее как о помощнике или предке, которая пробуждается с первым громом. Борьба со змеями также может идти из христианской традиции через их причастность к преисподней. С реконструкцией был не согласен археолог Б. А. Рыбаков, пришедший к выводу, что она сделана «недостаточно солидно» и поединок Перуна с Велесом является сплошным домыслом. В итоге теория основного мифа и его славянская версия не получили полного признания.

Умирающий и воскресающий бог

Клейн заметил, что в вайнахской мифологии присутствует персонаж Пиръон, младший сын вайнахского бога грома Селы. В фольклоре Пиръон выступает создателем поддельных медных небес, на которых катит медные бочки и льёт из них воду, либо заставляет делать это женщин, имитируя гром и дождь. Он мнил себя богом, но настоящий Бог не убивал его, поскольку у Пиръона было три добродетели: считался со старшими, любил детей и бережно относился к хлебу. Одна ведьма решила извести Пиръона и убедила его, что люди смеются над этими добродетелями и поэтому он отказывается от них. В итоге, прожив пятьсот лет, Пиръон умирает. Клейн проинтерпретировал Пиръона как Перуна, которого вайнахи заимствовали у славян в VII—VIII веках. Представление, что небо было каменным разделяли славяне, как и другие индоевропейские народы, и также, возможно, что оно могло быть у славян и медным. Клейн проинтерпретировал Иван Купалу как праздник, связанный с огнём и водой и, в конечном счёте, с Перуном. Так у хорватов цветок папоротника назывался перунов цвет. Через симметрию Ивана Купалы к Святкам исследователь приходит к выводу и о связи зимнего солнцестояния с Перуном. Время обряда похорон Костромы, входе которого чучело оплакивали и бросали в воду, Клейн увязывает со временем купальской обрядности и через песню, предоставленную этнографом И. П. Сахаровым, которого сам Клейн называет «не очень надёжным автором», где при похоронах Костромы говорится «выдыбай, боже!», то есть «поднимайся, боже!» или «вылезай (из воды), боже!», что имеет корреляцию с данными летописей о нахождении идола Перуна в воде, определяет в Костроме, как и в аналогичных Яриле и Германе, Перуна. Все сходства этих обрядов в итоге возводятся к их пониманию как ответвление одного и того же празднества, связанного с Перуном. В Болгарии XVIII века сохранялось представление о том, что оплакиваемый и погребаемый мужской персонаж воскреснет снова, из-за чего Клейн помещает Перуна в категорию умирающих и воскресающих божеств, цель которых — магическая поддержка возрождения растительности. Таким образом, Святки представлялись изначально как рождение бога, и смерть происходила на Купалу. Среди славян представлено поверье, что ведьмы могут летать и в колдовских целях лить из горшков и чаш воду, вызывая этим дождь, бросать в воду громовые стрелы, накликая этим молнии, и катать бочки, разрыв которых производит грозу и бурю. Такой фольклор соотносится с представлением о Пиръоне. Клейн определил, что данные женщины является отражением плакальщиц, связанных с оргиастической обрядностью и участвующих при похоронах бога.

Вместе с тем лингвистами отвергнуто сближение Перуна и Пиръона, построенного на созвучии, и что в действительности под Пиръоном скрывается коранический персонаж Фираун. Сам Клейн знал про трактовку о Фирауне, но отрицал её из-за сомнительной для него идеи о присутствии библейско-коранического персонажа на Кавказе. Лажуа считает, что Пиръон имеет иранское происхождение от героя Шахнаме Пирана, генерала вооруженных сил дэвов и инициатора одного из редких магических деяний в этой части эпоса, а именно использования против иранской армии силы колдуна, способного вызывать молнии, дождь и гром. Поэтому Лажуа отвергает соотнесение Пиръона с Перуном.

Неоязычество

Неоязыческий идол Перуна, Битцевский парк, Москва

Перун является одним из наиболее почитаемых богов в славянском неоязычестве. Он считается громовником, богом воинов и соперником Велеса, в то же время воплощением оплодотворяющих землю весенних гроз. В славянском неоязычестве присутствует два направления — воинственные поклонники Перуна и «природосообразные» поклонники Велеса. В неоязыческой интерпретации борьба святого Георгия со змием понимается как борьба Перуна с Велесом, похитившим у него коров. В «Велесовой книге» (признаваемой учёными фальсификацией XX века) в прославлении Великого Триглава фигурируют Сварог, Перун и Святовит.

Согласно книге «Десионизация» одного из основателей русского неоязычества Валерия Емельянова, в представлениях «венедов» («арийцев») присутствовало «триединство трёх триединых троиц»: Правь-Явь-Навь, Сварог-Перун-Световид, Душа-Плоть-Мощь. В отдельных течениях Перун может быть верховным богом-покровителем. В Петербурге с 1992 года действовало первое неоязыческое Купчинское капище Перуна. Имя Перуна является распространённым в названиях неоязыческих объединений (Ижевская славянская община «Дети Перуна», Пятигорская славянская община «Дети Перуна», «Перунова община» в Красноярском крае, Днепропетровская община Сичеславский Природный искон «Перунов знак» «Славянская община храма мудрости Перуна» — последняя входила в движение инглиизма). В Новокузнецке существует «Славянская община», выпускающая журнал «Перун». Издавался также журнал «Гнев Перуна». В рамках славяно-горицкой борьбы Александра Белова идеология построена на культе Перуна, воинской чести и доблести. Имеет большое число последователей в России. В славяно-горицкой борьбе Перуну посвящается четвёртый день недели. В календаре Белова (1998) на 23 июля приходится Громовик (Перунов день). В Омске последователями инглиизма создан «древнерусский храм» «Капище Веды Перуна», или «Храма мудрости Перуна». В. В. Солохин (Яросвет) из организации «Духовно-родовая Держава Русь» (Астрахань) имел «должность» «министр Перуна».

Дуб (иногда сосна) в славянском неоязычестве считается обладающим большим мифологическим потенциалом и рассматривается как дерево Перуна. В объединении «Схорон еж словен» у «священного» векового дуба проводятся регулярные обряды. Дуб, «отмеченный Перуном» (ударом молнии), считается священным в «Калужской славянской общине». В славянском неоязычестве используется «коло» или «перуница», крест из шести (реже восьми) лучей или лепестков, вписанный в круг (например, 6- и 8-и-лучевая розетка в «Московской славянской общине»). Идеолог неоязычества Александр Асов в качестве знака Перуна предлагал левостороннюю красную свастику, заключенную в красную же окружность. Золотая трёхлучевая свастика в белом круге на синем поле в качестве знака Перуна — покровителя воинов, «символ мужества и справедливой борьбы» является символом Русского Освободительного Движения (РОДа в Санкт-Петербурге, с 1992 года), которое боролось за создание «чисто русского» государства. Исследователями указывается на отсутствие каких-либо славянских прототипов этого символа и на его сходство с эмблемой, используемой неонацистским Африканским движением сопротивления в ЮАР.

Примечания

Комментарии

Источники

Литература

См. также: Литература по славянской мифологии